Н.В. Шабуров
Кирилл Александрийский и герметизм
Сборник «Мероэ». Вып. 4. М., 1989. С. 220-227.
Христианству, чтобы стать господствующей религией Римской империи, было необходимо выдержать упорную идейную борьбу с многочисленными языческими религиозными культами и философскими течениями и одержать в этой борьбе победу. Это было нелегкой задачей: ведь язычество опиралось на многовековую религиозную традицию и в его распоряжении был изощренный и утонченный понятийный аппарат, созданный эллинскими философскими школами, христианство же было молодой религией (что само по себе, вне зависимости от содержания христианского вероучения, снижало ценность этой религии в глазах традиционалистского античного общества), и его первым адептам были достаточно чужды идеи греческой философии1. Между тем для привлечения на свою сторону образованной части общества христианству нужно было доказать свой традиционализм (при этом сохранив свою оригинальность и принципиальную противоположность языческим религиям) и включить наиболее приемлемые для себя идеи и, главное, логический аппарат античной философии2.
Герметизм являлся достаточно влиятельной религиозно-философской системой, подкрепленной авторитетом своего мифического пророка, и неудивительно, что авторитетнейшие христианские писатели цитировали герметические трактаты, полемизировали с ними, зачастую подпадали под их влияние. При этом отношение к этим трактатам и к их мифическому автору колебалось от решительного осуждения до признания их близости христианскому учению. Это объясняется как разницей во взглядах отцов церкви на отношение к античному наследию в целом, так и конкретной исторической ситуацией: взаимоотношения между герметизмом и христианством не были одинаковыми в разное время и в различных частях империи3.
Из восточных отцов церкви наибольшее внимание уделил герметическим трактатам Кирилл Александрийский4. Современная конфессиональная историография считает его одним из крупнейших богословов первой половины V в.5 Кирилл, как и его предшественник Феофил, был яростным борцом за первенство Александрийской церкви. Это отчасти (но лишь отчасти) объясняет его упорную борьбу с архиепископом Константинополя, представителем антиохийской школы Несторием, в которой он опирался на наиболее фанатичные слои монашества и не брезговал никакими средствами, чтобы добиться осуждения своего противника. Кирилл отличался крайней нетерпимостью по отношению к инакомыслящим, будь то еретики, иудеи или язычники, и не останавливался перед применением силы для их подавления. Он организовал еврейский погром и изгнал из Александрии значительную часть иудеев, а также новациан, вступил в прямой конфликт с императорским наместником. Несмотря на все усилия конфессиональных историков, им не удалось доказать его непричастность к убийству знаменитой Ипатии. Кирилл был человеком образованным, причем не только в христианской литературе. Он хорошо знал греческих языческих писателей и философов, о чем свидетельствуют многочисленные цитаты в его трудах6, в частности и в трактате «О благочестивой религии христиан, против писаний безбожного Юлиана» (далее «Против Юлиана»)7.
Кирилл писал эту книгу в 30-е годы V в., в момент затишья в его борьбе с несторианами. Ее написание свидетельствует о том, что опасность язычества в то время была достаточно сильна. На это указывает сам Кирилл в предисловии к своему труду: «Через это сочинение многие легкомысленные и склонные к отпадению из верующих удобно впадают в его (Юлиана) сети и становятся приятной добычей демонов. Иногда, впрочем, приходят в смущение и утвержденные в вере, так как полагают, будто Юлиан знает Писание, приводя из него много мест, хотя в действительности он сам не знает того, о чем говорит»8. Это сочинение имеет первостепенное значение для изучения герметизма. Выделим в нем несколько аспектов. Кирилл приводит фрагменты не дошедших до нас герметических трактатов и таким образом расширяет наше знание об этой литературе. Ряд его замечаний проливает свет на историю формирования Герметического корпуса.
Труд Кирилла дает возможность судить о том, как представляли в ту эпоху (середина V в.) Гермеса Трижды Величайшего. Наконец, Кирилл в качестве авторитетнейшего церковного писателя своего времени, отражает отношение значительной части образованных восточных христиан V в. к герметическим сочинениям и к Гермесу.
Прежде чем ответить на вопрос, как относился Кирилл к герметическим сочинениям, необходимо определить, какие из них были ему известны.
В его труде имеется свидетельство первостепенной важности, из которого явствует, что некто в Афинах, и, по-видимому, незадолго до того времени, когда писал Кирилл, составил сборник из 15 герметических книг. Безусловно, эти 15 книг не совпадают с тем Герметическим корпусом, который мы имеем в настоящее время. Кирилл цитирует два трактата известного нам корпуса (XI, XIV), а также не дошедший до нас греческий оригинал трактата «Асклепий». Остальные фрагменты, которые он приводит, относятся к не сохранившимся сочинениям. Все цитаты Кирилла взяты, без всякого сомнения, из упомянутого им сборника из 15 книг.
С какой целью приводит Кирилл фрагменты герметических сочинений? Каким является его отношение к ним? Какую роль играют эти цитаты в полемике Кирилла с Юлианом Отступником? Следует подчеркнуть, что в других произведениях Кирилла Гермес и герметические трактаты не упоминаются. А он был плодовитым автором, и до нас дошло много его произведений9. Впрочем, остальные сочинения Кирилла посвящены либо библейской экзегесе, либо полемике с противниками внутри церкви — с Несторием и др., либо, наконец, догматическому богословию. «Против Юлиана» — единственный трактат Кирилла, посвященный полемике с язычеством. До нас дошла только часть его (по-видимому, не больше половины), в которой автор опровергает первую книгу трактата Юлиана «Против галилеян». Опровергает Юлиана Кирилл очень добросовестно: по его выпискам можно восстановить почти всю первую книгу Юлиана10. Вероятно, это и объясняет тот факт, что труд Кирилла не сохранился полностью: сочинение Юлиана представлялось для христиан чрезвычайно опасным, и они предпочитали не переписывать трактат, который хотя и опровергал его, но содержал столь обширные выписки. И не случайно дошло опровержение именно первой книги Юлиана: в ней он главным образом критикует Ветхий завет и иудеев.
Изложение полемики Кирилла с Юлианом не входит в наши задачи. Скажу лишь необходимое. Юлиан укоряет христиан за то, что они, отвернувшись от эллинства, примкнули к несовершенной и примитивной иудейской религии, но и ей-то не захотели следовать, а ввели нечестивые новшества. Обвиняя греческую религию в нелепых вымыслах и мифах (это обвинение Юлиан признает отчасти справедливым), христиане выдумали не менее нелепые басни. Эллинская религия — это религия величайших мыслителей, поэтов, государственных мужей. Как может сравниться с ней религия, которая едва насчитывает 300 лет, которая возникла среди маленького варварского племени, занимавшего небольшую часть Палестины, не имеющего за собой сколько-нибудь славного прошлого, не давшего миру ни одного философа, религия, основателем которой был простой плотник, а первыми проповедниками — галилейские рыбаки.
В дошедших до нас частях своего труда Юлиан решительно отвергает какое-либо преимущество ветхозаветного откровения перед религиями других народов. И тут он упоминает и Гермеса: «А что Бог заботился не только об евреях, но и о всех народах, и евреям не дал ничего важного, великого, а нам дал неизмеримо лучшее и большее, вы можете усмотреть из нижеследующего. Египтяне, поскольку они могут насчитывать немало имен мудрецов, имеют право сказать, что они многих получили по преемству от Гермеса (я имею в виду того Гермеса, который третьим посетил Египет), в то время как халдеи и ассирийцы от Ана и Бела, и эллины — тысячи, начиная с Хирона; от последнего произошли все посвященные в таинства богословы; а евреи думают, что только их мудрецов надо прославлять…»11. Гермес, упомянутый Юлианом, — это, конечно же, Гермес Трисмегист, отождествлявшийся с Тотом: иначе он не был бы связан с Египтом.
Понимает его Юлиан евгемеристически (так же как и Бела, Ана, Хирона). Это все древние мудрецы, имевшие, безусловно, общение с божеством, но не боги. По-видимому, такое воззрение было господствующим в ту эпоху не только в христианской среде, но и среди образованных язычников.
Возражения Кирилла Юлиану достаточно традиционны для христианской апологетики. Он противопоставляет истины христианского откровения языческим выдумкам, решительно отвергая утверждение Юлиана о превосходстве эллинской мудрости над христианской. Особо он останавливается на соотношении ветхозаветной традиции и греческой языческой философии. Довод Кирилла не оригинален: греческие философы, там, где они проповедывали истину, являлись плагиаторами Моисея12, там же, где они были самостоятельны, они заблуждались. Кирилл, как уже указывалось, выказывал хорошее знание языческих авторов. И если он находил у этих писателей что-либо противоречащее тому, о чем писал Юлиан, или же, как полагал Кирилл, согласное с христианским учением, он охотно ссылался на них.
Что же пишет Кирилл о Гермесе Трисмегисте? «Следует почтить словом и воспоминанием египтянина Гермеса, которого, говорят, называли Трижды Величайшим, так как он почитался современниками, а кое-кто его отождествлял с мифическими отпрыском Зевса и Майи»13. Итак, бог Гермес — это миф, а Гермес Трисмегист — это человек, почитавшийся людьми своего времени и лишь по недоразумению отождествленный с богом.
Далее Кирилл сообщает: Гермес был языческим жрецом, но, несмотря на это (несмотря, поскольку для Кирилла быть жрецом — это плохо), считался по мудрости равным Моисею. Ну конечно же, до Моисея ему далеко, но отчасти все же он был подобен ему (ηεφρονημώς εύρίσμεται τά Μωσέως ει μαί μή είς άπαν όρθώς μαί άνεπιλήπτως άλλ ουν εμ μέρονς)14. Надо признать, что для христианского богослова, да еще такого фанатика, как Кирилл, — это высшая похвала. Далее: ώφέληται γάρ μαί αύτός — «он (т.е. Гермес) тоже приносит пользу»15.
Затем Кирилл упоминает о составителе сборника из 15 герметических книг. Он цитирует первую книгу этого сборника, в которой некий жрец рассказывает о Гермесе, который «разделил весь Египет на области и клеры, обмерил бечевой пашни, провел ирригационные каналы, дал названия номам, учредил разного рода договоры, составил календарь движения звезд, открыл лекарственные травы, изобрел цифры и счет, геометрию, астрологию, астрономию, музыку и грамматику»16. Следует подчеркнуть, что Кирилл ссылается на этот текст как на достоверный источник, т.е. верит в перечисленные здесь заслуги Гермеса, который выступает в качестве своеобразного культурного героя, принесшего Египту блага цивилизации. Этот взгляд не нов. Из христианских авторов мы его встречаем у Лактанция (но у него перечень деяний Гермеса короче). Тем любопытнее, что его без возражений принимает Кирилл — автор посленикейской эпохи и строгий ортодокс.
Теперь посмотрим, какие именно места цитирует Кирилл из герметических сочинений и как он их интерпретирует. Среди приведенных им цитат нет ни одной, которая бы противоречила христианскому учению. Вряд ли таковых не было в сборнике из 15 книг, откуда он их заимствовал. Так что это был сознательный отбор. Кирилл брал лишь строго монотеистические высказывания, подчеркивающие бестелесность, всемогущество, всесовершенство, единого Бога.
Вот несколько примеров: «Бога познать трудно, а если и возможно познать, то выразить (это знание) невозможно, ибо невозможно бестелесное обозначить телесным, невозможно совершенное понять несовершенному; нелегко вечному сосуществовать с преходящим — одно существует вечно, другое проходит, это истинно, а то — покрыто тенью вымысла. Итак, насколько слабейший отличается от сильнейшего, а низший от высшего, настолько смертное отличается от божественного и бессмертного»17.
Вот другое место: «Ты говоришь сейчас: «Так Бог невидим?» Благоговейно молчи. Кто более видим, чем Он? Он потому сотворил все, чтобы ты видел его во всех творениях. Проявляться во всем — в этом благо Божье, в этом его чудотворная сила»18. Здесь, конечно, нет ничего специфически христианского, но нет и ничего, под чем не мог бы подписаться любой христианский богослов. Кстати, эти тексты не противоречат друг другу, как это может показаться с первого взгляда, они отражают в зародыше два пути богословствования — апофатическую и катафатическую теологию, получивших наиболее полное выражение в трудах Псевдо-Дионисия и ориентировавшихся на ареопагитику восточных и западных богословов. Кирилл приводит ряд других цитат, но нет нужды их все упоминать.
Более любопытны те места, где Кирилл прямо христианизирует Гермеса. Это тексты, в которых упоминаются либо λόγος Бога, либо дух, либо Ум (Νοūς) и т.п. Кирилл считает, что Гермес учил о Троице. Строго говоря, некоторая доля истины тут есть. Понятие о троичности божественного начала можно отыскать в герметических текстах. Правда, трудно сказать, являются ли члены герметической триады — Первый Нус, Нус-демиург и Логос — ипостасями единого Бога в христианском смысле слова или же разными божествами. Скорее всего чем-то средним. Во всяком случае, ничего удивительного тут нет. Сакральный смысл придавали триаде многие религиозные и философские учения. Достаточно напомнить неоплатоническую триаду: Единое, Ум, Душа. Да и на христианские представления о Троице неоплатонизм оказал определенное влияние. Кирилл, веривший в аутентичность герметических текстов, считал, что Гермес имел истинное, т.е. христианское, представление об этом предмете. И когда он встречал в герметических произведениях такой, например, текст: «Пирамида подчинена природе и умопостигаемому миру: ведь у нее есть владыка, стоящий над ней, — Творящее Слово Господа всего (сущего), которое вечно пребывает первой после него силой, несотворенной, бесконечной, от всего исходящей; оно возносится и правит всем, им сотворенным, и является первенцем, совершенным, истинным и законным Сыном всесовершенного»19, когда Кирилл встречал такой текст, он, ничтоже сумняшеся, полагал, что тут речь идет не о ком ином, как об Иисусе Христе.
Когда в другом месте упоминается Святой Дух, Кирилл принимает его за третье лицо христианской Троицы. Порою же, когда Кириллу кажется, что Гермес выражается неясно, он его подправляет в христианском духе: «Умом, происшедшим от Ума, и Светом от Света, я полагаю, он (т.е. Гермес) называет Сына. Упоминает он также и Дух…»20 и т.п. Остальные тексты, приводимые Кириллом, имеют такой же характер.
Подведем итоги. Кирилл считает Гермеса древним египетским мудрецом, родоначальником египетской культуры. Он вплотную подошел к истинной религии, исповедовал Святую Троицу, поэтому его сочинения могут принести определенную пользу. Кирилл и употребляет их в полемике с Юлианом. Он пытается доказать, что Гермес, на мудрость которого ссылается Юлиан, был не так уж далек от христианства и является скорее противником, чем союзником Апостата. Возникает вопрос: ведь в герметических трактатах немало чисто языческого, несовместимого с христианским учением. Почему же Кирилл оставил это без внимания? Чем объяснить, что его позиция в данном вопросе так сильно отличается от позиции его западного современника Августина, бичевавшего и Гермеса, и герметические сочинения? Среди христианских авторов, пожалуй, под наибольшим воздействием герметических книг находился Лактанций. Но Лактанций писал в доникейскую эпоху и вообще не был столь тверд в православии, как Кирилл. Есть несколько объяснений позиции Кирилла. Во-первых, основной целью Кирилла было опровергнуть Юлиана. Для достижения этой цели он использовал любые противоречия античных авторов и любое их приближение к христианской позиции. Во-вторых, к V в. герметизм в Египте, по-видимому, не имел большого влияния и не представлял опасности для христианской церкви, в то время как в римской Африке гиппонский епископ в лице герметизма имел сильного врага. Поэтому Августин в отличие от Кирилла был непримирим к герметизму.
Кроме того, Гермес — египтянин, а Египет — родина Моисея. Кирилл пишет, что прославленные греческие философы — Пифагор, Фалес, Платон набрались в Египте той мудрости, которая осталась со времен Моисея. Из того же источника черпал, по мнению Кирилла, и Гермес. Все изобретенное Гермесом — благо и с точки зрения христиан. Характерно, среди плодов цивилизации, принесенных Гермесом в Египет, религия не значится, а о том, что Гермес был жрецом, упоминается вскользь. Кирилл, таким образом, отделяет Гермеса от нечестивой египетской религии. Возможно, есть еще одна причина его расположенности к Гермесу. Правда, это гипотеза, еще требующая подтверждения. Египтянином был не только Гермес, но и сам Кирилл. Вернее, по крови он был греком, уроженцем Александрии, получил греческое образование, и его родным языком был греческий. Но ведь V в. — это время Шенуте, когда коптский элемент постепенно становился преобладающим в египетской церкви. Наверняка значительная часть епископата, подчиненного Александрийскому патриарху, была коптской. Заведомо из коптов состояло большинство египетских монахов, на которых опирался Кирилл в борьбе с императорским префектом, с эллинами язычниками (эти слова — эллины и язычники — в то время становятся почти синонимами), с иудеями, с Константинопольским патриархом. На них опирались и преемники Кирилла, борцы за монофизитство, ставшее религией египтян, — Диоскор, Петр Монг, Тимофей Элур21. Кирилл более 30 лет был духовным вождем Египта, не менее могущественным, чем императорский наместник. Он опирался на монашество и на широкие слои египетских христиан, среди которых греки составляли незначительное меньшинство. Вероятно, Кирилл знал коптский язык22.
Вряд ли с похвалой отзываясь о том, кого он считал основателем египетской цивилизации, Кирилл сознательно исходил из какого-то египетского патриотизма. Но ему не могло не нравиться то, что родоначальник этой цивилизации был не так уж далек от истинной религии. Ведь копты (и сирийцы-монофизиты) V-VII вв., в борьбе которых против господствующей церкви объективно отразилось стремление негреческих районов Византии к отделению, считали, что ими движет лишь борьба за истинно православную веру. Похвалы Гермесу представляются связанными с борьбой Кирилла за примат Александрийской церкви и с коптским возрождением. Но, повторяю, это лишь гипотеза.
Примечания
1. Здесь у нас идет речь лишь об идейной стороне борьбы между христианством и язычеством, поэтому мы не рассматриваем столь важный фактор, как позиция императорской власти.
2. См.: Г.Г. Майоров. Формирование средневековой философии: Латинская патристика. М., 1979; С.С. Аверинцев. Порядок космоса и порядок истории в мировоззрении раннего средневековья (Общие замечания). — Античность и Византия. М., 1975, с.266 -285.
3. См.: Н.В. Шабуров. «Восприятие герметизма идеологами раннего христианства (Лактанций и Августин)». — Мероэ. Вып.З. М., 1985, с.243-252.
4. О нем см.: Т.И. Лященко. Св. Кирилл, архиепископ Александрийский: Его жизнь и деятельность. Киев, 1913.
5. Следует учесть, что этот период отличался некоторым упадком богословской мысли, и Кирилл уступает как теолог Оригену (II-III вв), Григорию Нисскому (IV в.), автору Ареопагитик (конец V — начало VI в.), Максиму Исповеднику (VII в.), Иоанну Дамаскину (VIII в.).
6. Он цитирует около 60 греческих авторов.
7. См.: Patrologiae cursus completus… Series graeca… Acс. J.-P.Migne… T.76, кол. 569-1064 (далее PG 76). Все цитаты из трактата «Против Юлиана» приводятся по этому изданию. Перевод автора статьи.
8. PG 76, кол. 508 С;
9. В издании Миня его сочинения занимают 10 томов. См.: Cyrilli Alexandriae archiepiscopi opera quae reperiri potuerunt omnia… T.1 -10. 1859 (PG 68-77). Неполный русский перевод: Творения святого Кирилла Александрийского. Ч.1 -15. М., 1880 — 1912. (Творения святых отцов в русском переводе, изданные при Московской духовной академии. Т.47, 49, 51, 53-57, 61, 63, 64, 66-68.) Трактат «Против Юлиана» на русский язык не переведен.
10. См. русский перевод фрагментов трактата Юлиана «Против галилеян»: А.Б. Ранович. Античные критики христианства. М., 1935, с. 179-226.
11. PG 76, кол. 769-В.
12.Вспомним знаменитые слова Нумения: «Что есть Платон, как не Моисей, говорящий по-аттически?».
13. PG 76, кол. 548 А-В.
14. Там же, кол. 548 В.
15. Там же.
16. Там же, кол. 548 В-С.
17. Там же, кол. 549 В.
18. Там же, кол. 580 В.
19. Там же, кол. 552 Д.
20. Там же, кол. 556 В.
21. См.: В.В. Болотов. Лекции по истории древней церкви, Ч.4. История церкви в период Вселенских соборов; История богословской мысли. Пг., 1918, с.237 -384; J.Danielou, H.Marrou. Nouvelle histoire de l’Eglise: Des origines à Saint Grégoire le Grand. P., 1963, c.380-421.
22. Вспомним, что старший современник Кирилла, ненавистный ему Иоанн Златоуст, выдающийся греческий оратор, знал сирийский язык, на котором он читал проповеди в сельских районах в окрестностях Антиохии, — иначе его бы не поняли. В Египте была примерно такая же ситуация.
