Виноградов Ю.Г., Хазанов А.М.
Андреев Ю.В. «Раннегреческий полис». Л., 1976
«Вестник древней истории», No 3. 1977. С. 193-198.
Разработка проблемы полиса в советской историографии идет пока крайне неравномерно. Так, самый ранний и поэтому наиболее важный для понимания его характера этап становления греческого полиса остается практически вне поля зрения наших историков античности. Более или менее разработанными могут считаться лишь некоторые проблемы в истории так называемого «дополненного периода», т. е. микенской эпохи (работы С. Я. Лурье, А. И. Тюменева, Т. В. Блаватской и др.), а также отдельные вопросы, связанные, с завершающими этапами «архаической революции» (в основном на афинском материале: работы С. Я. Лурье, А. И. Тюменева, К. М. Колобовой, К. К. Зельина и др.). Лежащий между этими двумя вехами огромный исторический период с XII по VIII в. до н. э. пока еще не стал объектом всестороннего исследования в нашей науке. Можно указать лишь монографию Я. А. Ленцмана «Рабство в микенской и гомеровской Греции», в которой затронуты отдельные проблемы указанного периода. Однако сколько-нибудь полного и всестороннего исследования гомеровской эпохи в отечественной историографии до сих пор создано не было. Такие вопросы первостепенной важности, как эволюция греческой общины и ее политических институтов в послемикенское время, проблема зарождения первых городов, вопрос о месте, занимаемом аристократией в раннегреческом обществе, о судьбах царской власти и т. п., не нашли должного отражения.
Между тем в зарубежной историографии эти проблемы давно уже служат объектом самого пристального внимания. Помимо обширной гомероведческой литературы, в которой вопросы социального и политического развития раннегреческого общества ставятся и решаются в одном ряду с проблемами чисто филологического характера (работы Керка, Финли, Боура, Пейджа, Уэбстера и др.), можно указать на целую серию статей и монографий, специально посвященных различным аспектам процесса становления полиса (исследования Старра, Штрасбургера, Дегера, Маддоми, Форреста и многие другие). Не менее интенсивно идет археологическое изучение гомеровского периода. Так, важнейший материал собран в недавно опубликованных монографиях Десборо и Снодграсса, а также в целом ряде других работ. К проблеме становления полиса заметно усилился интерес ученых социалистических стран, о чем свидетельствуют работы Шаркади, Текеи, Боузека, Оливы, Бокиш и других.
Пять столетий (с XII по VIII в. до н. э.), составляющие переходный период между микенской эпохой и эпохой классической греческой цивилизации, справедливо называют «темными веками» греческой истории. Несмотря на заметный (особенно в последние годы) прирост археологического материала, общий объем информации, которой мы сейчас располагаем об этом периоде, крайне ограничен. Вследствие этого реконструкция некоторых наиболее важных моментов в истории переходного периода пока еще остается на уровне более или менее правдоподобных гипотез. Одной из таких пока еще нерешенных проблем может считаться и проблема происхождения полиса в двух основных его аспектах как города и как государства. Поэтому опубликование монографии Ю. В. Андреева, специально посвященной проблеме раннегреческого полиса, можно всячески приветствовать. Эта монография, безусловно, позволит хоть в какой-то степени заполнить вакуум, образовавшийся вокруг кардинально важной для нашей науки темы происхождения греческого полиса. Анализ текста гомеровских поэм, действительно, составляет основное содержание книги, хотя в некоторых разделах широко привлекается также и археологический материал.
Уже на первых страницах своей работы Ю. В. Андреев демонстрирует, с каким сложным и необычным источником приходится иметь дело исследователю. Разновременные культурно-исторические слои тесно переплетаются в тексте поэм, образуя своеобразную амальгаму, в которой нелегко бывает отделить древнейшие микенские элементы героического эпоса от более поздних привнесений. Многие образы и ситуации, представленные в поэмах, по сути своей анахронистичны, так как поэт нередко соединяет в единое художественное целое элементы предшествующей поэтической традиции с элементами современной ему исторической действительности IX-VIII вв. до н. э. Подобное смешение времен в гомеровской поэзии раскрывается в книге Ю. В. Андреева на целом ряде конкретных примеров. Так, давно уже отмеченная внутренняя противоречивость образов гомеровских царей вытекает, по мнению автора, из того, что сами эти образы — суть продукты поэтического синтеза, в котором отдельные черты древних микенских ванактов соединились с гораздо более скромными фигурами современных поэту басилеев.
В книге убедительно показано, что «вся картина «героического века» подверглась в Илиаде и Одиссее сильнейшей модернизации. Традиционные для гомеровского эпоса персонажи и сюжетные коллизии переносятся в совершенно чуждую для них, но зато более привычную для самого поэта и его аудитории культурно-историческую среду… Эпоха Троянской войны предстает перед нами в Илиаде и Одиссее не в сложных до вычурности формах реальной микенской цивилизации, о которой поэт, судя по всему, почти ничего не знает, а как спроецированная в «Героический век» модель современного ему ионийского полиса» (стр. 11).
Сама эта модель носит, как показывает автор монографии, достаточно условный и в общем далекий от действительности характер. Законы эпического жанра и социальные пристрастия поэта обусловливают свойственный ему избирательный подход к окружающей его жизни. В результате вся известная Гомеру система социальных и политических отношений воспроизводится в поэмах в приукрашенном виде как идеальное аристократическое общество, где нет места классовым антагонизмам и конфликтам. В «Илиаде» и «Одиссее» приглушен и приглажен противоречивый характер самой гомеровской эпохи, которая, как и всякий переходный период, отделяющий эпоху классообразования от периода классового общества, должна была сопровождаться коренной ломкой традиционных социальных структур и заменой их новыми, более прогрессивными формами общественной организации. Тем не менее даже и в этой условно обобщенной и идеализированной схеме раннегреческого общества содержится, как думает автор, весьма значительный запас ценнейшей исторической информации. Свою задачу он видит в том, чтобы извлечь эту информацию, не нарушая художественной целостности эпического повествования, но пытаясь втиснуть гомеровские образы в прокрустово ложе готовых социологических конструкций.
Основная проблема, находящаяся в центре внимания автора книги, — это проблема эволюции греческого общества в послемикенскую эпоху. Исследование ее идет одновременно по нескольким направлениям: 1) основные типы и формы поселений в Греции переходного периода и становление полиса как города-государства; 2) эволюция важнейших политических институтов раннего полиса: царской власти и народного собрания; 3) развитие основных элементов социальной организации полиса: гентильных объединений и, по выражению автора, «мужских союзов».
В книге неоднократно подчеркивается наличие глубокого исторического водораздела, отделяющего гомеровский период в собственном смысле слова от микенской эпохи.. Катастрофические потрясения, пережитые греческим обществом в связи с охватившим Балканский полуостров на рубеже XIII-XII вв. «переселением народов», имели своим прямым результатом крушение всей политической и социально-экономической системы, составлявшей основу микенской цивилизации в период ее расцвета. За гибелью последних микенских государств следует длительная полоса культурного упадка, политического безвременья и почти абсолютной изоляции Греции от внешнего мира, которую, на наш взгляд, автор все же несколько переоценивает.
В этих условиях преобладающей формой социальной и политической организации становится небольшая изолированная община (демос), имеющая своим основным центром укрепленный поселок (полис). Как показано в книге, следы этой исходной ситуации, с которой должно было начаться развитие греческой государственности, еще отчетливо прослеживаются в гомеровских поэмах. Изображая повседневную жизнь своих героев, Гомер ориентируется, как думает автор, на ставшую уже традиционной в его время первичную форму полиса или протополис с характерным для него нерасчлененным единством города и деревни. Этим объясняется тот любопытный факт, что в эпосе деревня вообще игнорируется как таковая. Используя доступный ему археологический материал, автор прослеживает генезис этой формы поселения вплоть до начала II тыс. до н. э. и высказывает предположение, что отдаленным прототипом гомеровского полиса мог быть общинный поселок среднеэлладской эпохи типа мессенского Мальти-Дорион.
В отличие от классической микенской цитадели, которая сошла с исторической арены, по всей видимости, уже в XII в., городок-акрополь типа Мальти мог пережить катастрофу, постигшую микенскую цивилизацию, и продолжать существовать с незначительными модификациями, по крайней мере, в некоторых районах греческого мира: на Крите и некоторых островах центральной части Эгеиды и в отдельных районах малоазиатского побережья. Ю. В. Андреев подчеркивает, что предложенная им схема эволюции первичного полиса не претендует на универсальность. Но вместе с тем он решительно возражает против концепции Э. Кирстена, выводящего ранний полис непосредственно из микенской цитадели. Указывая, что цитадель в своей основной функции царской резиденции не могла не стать тем ядром, из которого развился ранний полис, автор отмечает, что археология свидетельствует не столько о неизменности отношений господства и подчинения в течение переходного периода, разделяющего микенскую и гомеровскую эпохи, сколько о стабильности элементарных структур на протяжении всего этого времени. В упрек автору можно было бы, пожалуй, поставить то, что характер самих этих элементарных общинных структур нигде в книге не раскрывается с достаточной полнотой и ясностью. Встречающийся несколько раз в его книге термин «семейно-родовая» или просто «родовая община» противоречит терминологии, принятой историками первобытного общества. Поэтому он нуждается в оговорках и пояснениях, хотя следует признать, что при крайне скудном материале письменных источников, на основании одних лишь археологических данных раскрыть реальное содержание этого понятия было бы нелегко. К тому же следует заметить, что автор, пытаясь широко использовать материалы и данные этнографии — в принципе это можно только приветствовать, — не всегда корректен в отборе конкретных аналогий и в употреблении соответствующих дефиниций.
Например, для характеристики греческих общин IX-VIII вв. до н. э. Ю. В. Андреев использует, как уже отмечалось, термин «семейно-родовые». Между тем данный термин закреплен этнографами (и то не всеми) лишь за общинами, только вступающими в эпоху разложения первобытнообщинных отношений. Большей осторожности хотелось бы видеть и в употреблении термина «род». Гомеровский род — это далеко уже не род «классической первобытности», это элемент потестарной организации, в структурном отношении имеющий отчетливые генеалогические черты. Не случайно сам автор отмечает, что как в «Илиаде», так и в «Одиссее» Гомер упорно избегает каких бы то ни было упоминаний о роде (стр. 75).
Автор сопоставляет гомеровское общество с шотландскими кельтами, монголами дочингисханова периода, кавказскими горцами, повсюду подчеркивая наличие у них рода. Но это уже особый род, сохранявшийся в особых экстремальных ситуациях, а иногда и генерировавшийся заново. С первобытным родом он даже в структурно-типологическом отношении имел мало сходства.
Сомнение также вызывает возможность применения термина «мужской союз» к столь генетически поздним учреждениям, которые описаны Гомером. Термин «гражданский» или «аристократический» союз кажется нам более уместным. Кстати, генетическая связь между ними и первобытными мужскими союзами не представляется окончательно доказанной.
Дальнейшая эволюция раннегреческого полиса шла, как это показано в книге, по линии интеграции ряда мелких общин вместе с их укрепленными центрами (первичными полисами) в более крупные политические образования типа города-государства. Этот процесс, принимавший во многих районах Греции форму синойкизма, имел своим естественным результатом резкое размежевание города, ставшего теперь основным политическим и экономическим центром общины и подчиненной ему деревни. Как указано в заключении, этот процесс стимулировали факторы не столько экономического, сколько политического характера. Торговля и ремесло находились еще в зачаточном состоянии и едва ли могли стать главной причиной столь ранней и столь стремительной урбанизации, которая происходила во второй половине VIII в.
Гораздо большее значение имел, по мнению автора, демографический фактор — быстрый рост населения, кстати, подтверждаемый для этого времени археологическими данными, приведший к резкому обострению отношений между соседствующими племенными образованиями, способствовав их внутренней консолидации. Конкретной формой этой консолидации стало образование нового типа полиса, по ряду признаков уже приближавшегося к классическому городу-государству, хотя, как подчеркивает Ю. В. Андреев, до настоящего государства в это время было еще далеко. Даже перейдя к городскому укладу жизни, греческое общество продолжало сохранять многие характерные черты эпохи классообразования.
В тесной связи с намеченной уже в первых главах общей концепцией эволюции раннего полиса в книге рассматривается и другая важная проблема — происхождение института басилейи, или гомеровской царской власти. Этому посвящена вся III глава монографии. Тщательный анализ текста поэм приводит автора к выводу, что «царство Агамемнона и другие великие державы «Героического века» были для Гомера скорее абстрактными понятиями, лишенными реального смысла и не находящими никаких аналогий в его собственном политическом и житейском опыте» (стр. 55).
Тесно связанная с образами древних мифических царей концепция наследственной царской власти существует в поэмах, по мнению Ю. В. Андреева, лишь в качестве своеобразного «идеологического реликта микенской эпохи» и остается, судя по всему, чуждой сознанию поэта, живущего в совершенно иных исторических условиях и в иной социальной среде (стр. 50 сл.). Доминирующей политической реальностью в мире, окружающем Гомера, была аристократическая республика, возглавляемая группой (коллегией) родовых вождей — басилеев.
Политические привилегии (γέρας) которыми пользовались басилеи, по крайней мере, формально должны были санкционироваться народным собранием полиса, а не просто передавались по наследству. Сам факт множественности басилеев, давно уже смущающий историков, автор объясняет, исходя из своей концепции развития полиса в результате слияния нескольких (или многих) первичных общин (каждая со своим особым вождем) в одну городскую общину. Противоположная по смыслу теория постепенного упадка и распыления царской власти и замены ее рядом аристократических магистратур, которой до сих пор еще придерживаются многие зарубежные и советские историки, находится в очевидном противоречии с тем крайним измельчанием политических структур и ясно выраженной тенденцией к максимальной дезинтеграции, что является отличительной чертой послемикенской эпохи.
Катастрофа, вызвавшая распад микенских дворцовых государств, на какое-то время повернула вспять политическое развитие Греции к тому состоянию, которое автор характеризует как «преддверие монархии» (стр. 70). Однако в силу коренного изменения исторической обстановки, вызванного, по его мнению, внедрением железа в греческую экономику и некоторыми другими обстоятельствами, дальнейшее развитие греческого государства пошло по линии «постепенного укрепления общины и ее институтов и ослабления заложенных в ее структуре потенций личного и родового могущества» (стр. 112).
Своеобразие политического развития раннегреческого полиса состояло в том, что в отличие от государств Передней Азии становление авторитарных режимов типа восточной деспотии не пошло в нем, по выражению Ю. А. Андреева, далее «экспериментальной стадии» (стр. 115). Свое объяснение этот исторический парадокс находит в том, что в Греции отсутствовала необходимая для развития такой формы государства материальная база в виде централизованного дворцового или храмового хозяйства. Такое объяснение представляется нам возможным, но не полным. Не менее важной кажется еще одна черта, в известной мере присущая древним государствам Передней Азии и многим другим раннеклассовым обществам, — та, которую К. Маркс назвал «собственностью-суверенитетом», находящимся в распоряжении господствующего класса (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, стр. 354.).
Характеризуя социальную и политическую организацию гомеровского общества, автор исходит из того, что это было «позднеродовое варварское общество», хотя и в его специфическом городском варианте. Тем не менее оно сохраняло все признаки, типичные для варварских обществ: сословное деление, систему гентильных союзов как структурообразующий элемент социальной организации, политическое господство знати и тесно связанный с ним родовой партикуляризм. В IV и V главах книги все эти черты и особенности раскрываются на конкретном материале гомеровского эпоса. Здесь показано, что социальное поведение и статус гомеровских героев (все они, как подчеркивает Ю. В. Андреев, принадлежат к одному и тому же сословию родовой знати) определяются сложным переплетением родственных и товарищеских связей, благодаря которым каждый герой, будучи членом того или иного гентильного коллектива, в то же время входит в союз товарищей-ровесников типа позднейшей гетерии. Гомер, как думает автор, сознательно упрощает структуру общины, сводя ее к немногочисленным простейшим элементам, среди которых центральное место занимает патриархальная семья (аристократический ойкос) и мужской союз и соответствующая ему в военное время дружина (оба эти понятия одинаково передаются в поэмах термином έταίροι). Поэт почти совершенно обходит вниманием такие важные и, по-видимому, хорошо ему известные элементы общинной организации, как филы и фратрии, в чем можно видеть сознательный прием поэтического умолчания. Род также встречается в поэмах только как чисто генеалогическое понятие, лишь в тех случаях, когда поэту нужно определить происхождение кого-нибудь из героев. Тем не менее, по мнению автора, в гомеровском обществе «родственные узы все еще продолжают сохранять свое первостепенное значение как важнейший организационный принцип, действующий в социальной и политической жизни общины» (стр. 78).
Особенно ярко этот принцип проявляет себя в критических конфликтных ситуациях вроде кровной мести или гражданской распри. Среди других факторов, определяющих социальную ценность индивида в гомеровском обществе, автор ставит на первое место дружеские узы, соединяющие товарищей-гетайров в рамках мужского союза или дружины, и отношения клиентской зависимости, связывающие принятого в дом слугу с его патроном — главой аристократического ойкоса. Как тот, так и другой тип социальных отношений (в поэмах они до известной степени переплетены между собой) служат предметом специального исследования в IV главе монографии.
Данная глава представляет особый интерес не только для специалистов по истории древней Греции, но и для широких кругов этнографов и историков первобытного общества. Известно, какое значение со времен Моргана имела и имеет гомеровская эпоха в теоретических реконструкциях заключительных этапов первобытнообщинного строя и возникновения классового общества. Ю. В. Андреев во многом отходит от той характеристики гомеровского общества, которую дал ему Л. Г. Морган, и, следуя за некоторыми советскими этнографами, полагает, что к нему не применим термин «военная демократия». «Характеризуя типично варварское общество, изображенное Гомером как царство всеобщей свободы, равенства и братства, Морган впадает в явную идеализацию. Рассуждая таким образом, он попросту игнорирует совершенно очевидный для каждого современного этнографа факт глубокого социально-экономического расслоения общины, выделение внутри нее влиятельной и могущественной прослойки родовой знати, подчиняющей себе рядовых общинников, и другие черты и признаки, указывающие на достаточно далеко продвинувшимся процесс классообразования», — пишет автор (стр. 93), и в этом с ним вполне можно согласиться.
Ведущую роль в политической жизни гомеровского общества играла родовая знать, хотя сама форма прений на агоре на глазах у всего народа, в которую облекались конфликты аристократии, неизбежно ставила знать в определенную зависимость от массы рядовых общинников. Автор подчеркивает, что аристократия в гомеровском обществе все же продолжала оставаться лишь «верхушечной частью демоса» и, вопреки утверждениям некоторых историков, еще не успела превратиться в замкнутую касту профессиональных воинов, силой оружия осуществляющих свое господство над простонародьем (стр. 112).
Монография по преимуществу посвящена крупным концептуальным проблемам. Однако нельзя не отметить мастерство филологического анализа автора, к примеру, исследование им терминов πόλις и ăστυ в поэмах Гомера (стр. 33-36). Ю. В. Андреев приходит к интересному выводу о различии в употреблении того и другого: πόλις — это как бы взгляд на укрепленный город извне, со стороны, ăστυ же ставится там, где речь идет о событиях внутри его, на его улицах и площадях. И хотя, как замечает автор (стр. 122, прим. 2), данное различие не означает, что первый термин применялся для обозначения укрепленной цитадели, в то время как второй — для нижнего, неукрепленного города демоса, все же он не обходит молчанием те места из гомеровских поэм, где πόλις и ακρόπολις в их противопоставлении ăστυ синонимичны (П. VI, 286 сл.; Od. VIII, 494, 504). Интересно, что отмеченное словоупотребление при всей семантической широте терминов πόλις и ăστυ не исчезло, но вошло в литературу более поздней эпохи, например в язык Геродота (I, 15, 84, 176; V, 64; VII, 156; VIII, 51; ср. Stein. Comm. ad I, 15).
Книга написана ярким языком, отдельные ее разделы, например, анализ поведения женихов Пенелопы (стр. 83-87), читаются просто увлекательно. В целом же монография Ю. В. Андреева, посвященная очень трудной и мало разработанной проблеме и предлагающая новаторское решение многих дискуссионных вопросов, полезна не только специалистам по истории Греции, но и значительно более широким кругам историков, безусловно, заслуживает самой положительной оценки.
