Заключение
Начало процесса урбанизации в Эгейском мире восходит, как теперь это ясно видно, по крайней мере к эпохе ранней бронзы, или к III тыс. до н. э. Уже в это время первоначально более или менее однородная масса неолитических деревень как в материковой, так и в островной Греции начинает видоизменяться и дифференцироваться. Некоторые из этих деревень трансформируются в урбаноморфные поселения, т. е. в нуклеарные земледельческие поселения, наделенные некоторыми внешними признаками города (компактная застройка, элементы правильной планировки, более или менее благоустроенные жилища, в ряде случаев наличие оборонительных сооружений, иногда довольно мощных). Наиболее ранними образцами этих эгейских квазигородов могут служить такие поселения, как Полиохни на о. Лемнос и Ферми на Лесбосе. Среди поселений эпохи ранней бронзы встречаются и более архаичные формы человеческого общежития, едва ли заслуживающие того, чтобы именоваться хотя бы «квазигородом». Примерами могут служить укрепленные деревни вроде Кастри (Халандриани) на о. Сирос в Кикладском архипелаге или изолированные жилые комплексы (жилища, являющиеся вместе с тем и поселениями), иногда укрепленные, иногда неукрепленные, вроде Панорма на Наксосе или Миртоса (Фурну Корифи) в восточной части Крита. Типологически все эти поселения стоят явно на более низкой ступени развития, чем Полиохни или Ферми, хотя хронологически относятся к более позднему времени (вторая половина III тыс.), что позволяет говорить об известной неравномерности процесса градообразования в эту эпоху.
Уже в хронологических рамках того же III тыс. до н. э. в отдельных районах Эгейского мира начали формироваться организованные по иерархическому принципу системы поселений, по всей видимости, соответствующие возникавшим в этих районах ранним государственным образованиям. Роль интегрирующих, структурообразующих центров в системах такого рода выполняли хорошо укрепленные цитадели типа Трои I-II на азиатском берегу Эгейского моря или же несколько более поздних Лерны III и Тиринфа на противоположном европейском берегу. Учитывая выполняемые этими цитаделями функции ритуально-административных комплексов или резиденций племенных вождей, позволительно квалифицировать их как зачаточную форму протогорода. В пределах островной зоны Эгейского мира, не исключая и Крита, до сих пор не удалось обнаружить никаких следов поселений этого типа, которые можно было бы датировать эпохой ранней бронзы.
В эпоху средней и поздней бронзы (II тыс. до н. э.) начавшийся таким образом процесс дифференциации поселений, в основе своей, несомненно, отражавший [219] усложнение социальных и политических структур, обычно соответствующее переходу от первобытнообщинного строя к раннеклассовым общественным формациям, продолжал развиваться, несмотря на происходившие время от времени разрывы эволюционной цепи и уклонения в сторону от магистральной линии исторического прогресса. В авангарде этого движения теперь оказывается о. Крит, где в первой половине II тыс. до н. э. сложилась наиболее ранняя в этой части древнего Средиземноморья дворцовая цивилизация. Именно на Крите наиболее четко прослеживается постепенное перерастание первичной формы протогорода, возникшей на рубеже III-II тыс. в условиях еще не вполне разложившихся первобытнообщинных отношений, в его более зрелую (классическую) форму, наиболее характерным признаком которой может считаться вполне сформировавшийся дворцовый комплекс, образующий вместе с примыкающими к нему постройками основное структурное ядро поселения. Дворцовые центры типа Кносса, Феста, Маллии, Като Закро объединяют вокруг себя довольно сложные системы поселений, по всей видимости, соответствующие отдельным дворцовым государствам или, если исходить из принятой многими гипотезы о политическом единстве Крита, его наиболее крупным округам и провинциям. В рамках этих систем первичные формы протогорода, выполнявшие функции административно-ритуальных центров отдельных округов и районов, сосуществовали с различными видами квазигородов или рядовых земледельческих поселений. Четкую грань между этими двумя разновидностями минойских поселений, как правило, провести не удается: видимо, они почти не различались между собой по своим внешним физическим признакам. Затруднения, возникающие при попытках точной идентификации таких памятников, как Гурния, Палекастро, Псира, дают наглядное представление об этой важной проблеме эгейской урбаноархеологии.
Как бы то ни было, поселения, типологически чрезвычайно близкие к первобытному квазигороду со всеми характерными для него признаками, продолжали оставаться на Крите едва ли не самой распространенной формой человеческого общежития также и в пору высшего расцвета минойской цивилизации. Видимо, здесь, как и во многих странах Передней Азии, очаги особо интенсивного классообразования, каковыми могут считаться дворцовые центры, в течение длительного времени сосуществовали с зонами относительной статики или замедленного развития, своеобразными «резервациями» первобытных традиций и социальных структур. Процесс градообразования, тесно связанный с процессом классообразования, протекал здесь поэтому в целом довольно медленными темпами.
Можно полагать, что во многом сходная с критской иерархия поселений сложилась несколько позже (в основном уже в XIV-XIII вв. до н. э.) также и в ахейских государствах материковой Греции, где в этот период окончательно определился еще один микенский вариант дворцовой цивилизации, во многом, по-видимому, повторяющий более ранний минойский вариант. Известная ущербность этой периферийной ветви средиземноморских культур бронзового века проявилась, в частности, в том, что протогород как наиболее характерный для всей этой эпохи тип поселения, может быть лишь за немногими исключениями (Тиринф, Пилос), так и не достиг здесь в своем развитии стадии полного созревания. Даже в таком наиболее известном и важном политическом центре ахейской Греции, как Микены, мы находим, в сущности, лишь изолированное структурное ядро протогорода (его аристократический анклав) в виде [220] цитадели, или укрепленного дворцового комплекса, с рассеянными вокруг него одиночными усадьбами и небольшими поселками. В основной своей массе все более или менее изученные археологически микенские поселения находятся в пределах все той же возникшей еще в эпоху ранней бронзы шкалы градаций между квазигородом и первичной формой протогорода. Как и на Крите, четко разграничить эти два типа поселения чаще всего не удается. За пределами этой шкалы остаются, вероятно, весьма многочисленные, но плохо поддающиеся идентификации земледельческие поселения с дисперсной застройкой (ср.: Блаватская, 1976, с. 107; Bintliff, 1977, pt I, р. 136 ff.).
Возникновение таких сложных экономических структур, какими были дворцовые хозяйства эпохи бронзы, требовало в качестве своей главной предпосылки наличия больших массивов пригодной для обработки земли, которые могли бы обеспечить правящую элиту дворцового государства и весь обслуживающий ее персонал необходимым количеством избыточного продукта. Вполне закономерно поэтому, что в пределах Эгейского мира и дворцовые хозяйства, и соответствующие им на уровне политической интеграции общества дворцовые государства формировались лишь там, где существовали обширные аллювиальные или приморские равнины с достаточно плодородными почвами. Такими районами могут считаться, например, центральная и восточная части Крита, а на Пелопоннесе — Арголида, Мессения и, видимо, также Лакония. На островах центральной Эгеиды такие благоприятные для формирования дворцовых комплексов «экологические ниши» отсутствовали, что наложило свой отпечаток на типичную для этого района форму ранней урбанизации. Политическая зависимость островов от «великих держав» Крита и материковой Греции, по-видимому, не выходила за рамки «вассальных» (даннических) отношений и едва ли могла привести к их абсолютному поглощению дворцовыми государствами. Экономические структуры типа минойско-микенских дворцовых хозяйств здесь, очевидно, так и не успели сложиться. Об этом свидетельствует прежде всего отсутствие в этом районе настоящих дворцовых комплексов, которые могли бы выдержать сравнение с дворцами Кносса, Феста, Микен и Пилоса. Археологически засвидетельствована, да и то лишь в одном случае (в Филакопи III на Мелосе), зачаточная форма такого комплекса, явно чуждая местной архитектурной традиции. Благодаря отсутствию дворцовых центров обитатели островной зоны были в гораздо меньшей степени стеснены в своей хозяйственной деятельности, нежели их соседи, жившие на Крите или в прибрежных районах Пелопоннеса и средней Греции. С другой стороны, природные условия этой части Эгейского мира (острая нехватка земли и близость моря) уже в очень раннее время вынудили островитян обратиться к занятиям, непосредственно не связанным с земледелием, т. е. к рыболовству, торговле и пиратству, что должно было способствовать пробуждению в их среде особой предприимчивости и мобильности в ущерб развитию государственного экономического сектора (ср.: Массон, 1980, с. 41). В соответствии с этим процесс социальной стратификации общества и становления государства с самого начала пошел здесь по иному пути. Его отличительными чертами можно считать, во-первых, относительную жизнеспособность общинной организации с ее демократическими традициями, восходящими еще к эпохе родового строя, и, во-вторых, отсутствие жестко институированной иерархии сословий и должностей, столь характерной для дворцово-храмовых хозяйств эпохи бронзы во всех их многообразных вариантах. В островных общинах [221] аристократическая элита формировалась не как прослойка служилой знати, тесно связанная с дворцовой администрацией или даже ей тождественная, но скорее как свободная корпорация или своего рода «республика», состоящая из больших семей, каждая из которых имела свою особую сферу хозяйственных интересов и ни в какой мере не зависела в своей деятельности от контроля государства. Эта специфическая социальная структура нашла свое отражение прежде всего в планировке крупнейших кикладских поселений с их компактно сгруппированными на небольшом пространстве «патрицианскими особняками», святилищами, в некоторых случаях уже отдаленно напоминающими позднейшие греческие храмы, и ярко выраженным стремлением к обеспечению коммунальной безопасности и благоустройства. Из всех известных сейчас форм и типов эгейского протогорода, пожалуй, именно островные поселения в наибольшей степени отвечают представлениям о древнейшем прообразе греческого полиса (ср.: Tritsch, 1928, S. 76 ff.). Однако должен был пройти еще весьма длительный исторический срок, заполненный социальными потрясениями и глубокими формационными сдвигами, прежде чем этот тип поселения по-настоящему укоренился на греческой почве и стал здесь, безусловно, доминирующей формой человеческого общежития. [222]
