Фёлькише

Когда Гитлер пришел к власти, у многих исследователей возникло желание понять сущность новой террористической диктатуры, которая слишком контрастировала даже с прусскими солдафонскими традициями. Если бы эти свирепые казни совершались где-то на задворках цивилизации, это никого бы не удивило. А тут все произошло в стране, где порядок ставился во главу угла, а законопослушность граждан доходила до самопожертвования. Не могло же это возникнуть на пустом месте?

Национализмом Германию к концу XIX века нельзя было удивить. Победы прусского оружия над Наполеоном I и Наполеоном III создавали ореол непобедимости и национального превосходства. Никакое дополнительное антропологическое или историческое обоснование этого превосходства не требовалось. Успехи Германии в войнах и экономике сами говорили за себя. Однако внутри страны многие граждане отнюдь не удовлетворялись общенациональными достижениями и настаивали на преобразовании общественных институтов. Такое противопоставление социал-демократов, католиков и прочих возмутителей спокойствия правящим кругам объединенной Германии и разъединенной Австро-Венгрии раздражало многих сторонников национального единства, и они стали искать ту неповторимую идею, вокруг которой могли бы сплотиться все немцы без различия социального положения и религии.

Вопреки надеждам националистов, многие идеологии в истории Германии не только не сплачивали, но и разъединяли ее граждан. Никакой единой религии у немцев не было с XVI века. И искатели национальной идеи стали погружаться в глубины веков, где предки согласно преданиям жили мирно в экологически чистых лесах с девственно чистым мировоззрением.

Поиски этого утраченного рая вызвали в Германии повышенный интерес к древнегерманской мифологии и всего того, что эту мифологию сопровождало. Практическую помощь националистам, сам того не подозревая, оказал известный сказочник, филолог и отец германистики Якоб Гримм (один из братьев), который в 1844 году издал фундаментальное исследование «Немецкая мифология» (в английском переводе — «Тевтонская мифология»).

Определенный вклад в формирование представлений о связи германской культуры с естественной средой и «духом нации» (Volksgeist) внес знаменитый историк и поэт Иоганн Готфрид Гердер (1744-1803). Однако патриотический пафос гердеровских сочинений не очень гармонировал с реальной жизнью, в которой автор довольно ловко «откосил» от службы в прусской армии, сбежав в Ригу.

Достаточно сложную эволюцию прошли взгляды другого борца за осуществление чаяний германской нации Эрнста Морица Арндта (1769-1860), известного историка и поэта. Начав как бонапартист и ярый противник крепостного права, он под впечатлением катастрофического поражения Пруссии в 1806 году присоединился к прусским реваншистам во главе с Штейном, Блюхером и Гнейзенау, всячески воспевая в своих стихах будущую единую Германию. Произведения Арндта вместе с определенным шовинизмом привнесли в немецкую общественную жизнь повышенный интерес к дохристианским традициям. После победы над Наполеоном стремление Арндта к объединению Германии сделало его нежелательной фигурой в придворных кругах Пруссии. Поэт-патриот арестовывался, увольнялся из университета и, в конце концов, разочаровался в своих прусских друзьях.

Более тесно был связан с берлинским правительством другой известный националист — Фридрих Людвиг Ян, получивший за создание современной спортивной гимнастики прозвище Turnvater. Преподавание новой системы физического воспитания Ян совмещал с яростной пропагандой объединения Германии на основе демократической конституции. В отличие от Арндта, «отец гимнастики» не ограничился призывами, а лично участвовал в возрождении прусской армии, введя в военную подготовку столь любимые новобранцами отжимания и подтягивания.

В 1813 году Ян был назначен командиром батальона в корпусе Лютцова и успешно выполнял секретные задания командования. Как и Арндт, он не ужился со сторонниками «Священного союза». Фридриху Людвигу Яну было недостаточно победы над Наполеоном. Его целью была единая Германия, в которой все, противоречащее немецкому духу, подлежало искоренению. Во главе государства по мнению Яна должен был стоять лидер (der führer), при этом «народ должен почитать вождя, как спасителя, и доверяться ему».

Идейной основой объединенной страны должен был стать национализм или «Deutsches Volkstum» («Немецкое народничество»). Именно так называлась изданная в 1810 году книга Яна. «Народничество» в понимании «отца гимнастики» отличалось по смыслу от более позднего русского общественного движения и скорее соответствовало понятию «национализм», или, как говорили, во времена Николая I — «народность». Впоследствии слишком частое упоминание «народничества» приводило к трактовке этого понятия как «популизма» и даже,как «фольклора». Но последователи Яна нашли ему иное применение.

Идеология крайнего шовинизма заранее исключала какие-либо иноязычные и инокультурные влияния на объединенную страну. Новая Германия по мнению Яна должна была иметь исключительно немецкую культуру, немецкие обычаи и немецкий календарь. Предполагалось даже полностью заменить все имена иностранного происхождения, включая библейские, на исконно германские. От теоретических выводов сторонники Яна быстро перешли к практическим действиям. В октябре 1817 года на съезде Общегерманского студенческого союза (Allgemeine deutsche Burschenschaft) возле замка Вартбург они устроили показательное сожжение «антинациональных» книг и предметов, а заодно впервые подняли трехцветное знамя современной Германии.

Однако Ян причислял к «антигерманским» не только неодушевленные предметы. Еще в 1810 году он назвал несчастьем Германии «поляков, французов, священников, аристократов и евреев». Если национальная сторона этих взглядов правительство не волновала, то посягательство на сословные права было сразу же пресечено. После нескольких слишком эмоциональных выступлений Ян был арестован и посажен на несколько лет в крепость Кольберг. Опальное положение «отца гимнастики» сохранялось вплоть до смерти короля Фридриха-Вильгельма III в 1840 году.

Новая эпоха сделала востребованной предложенную Яном программу объединения Германии: «то, что не излечит железо, будет излечено кровью», свирепо переиначившую приписываемую Гиппократу мысль: «Quae medicamenta non sanat, ferrum sanat, quae ferrum non sanat, ignis sanat» («Что не лечит лекарство, лечит железо, что не лечит железо, лечит огонь»). Более откровенный прусский канцлер Отто фон Бисмарк перевел терапевтические намеки в практическую плоскость: «Великие вопросы эпохи решаются не мнением большинства и либеральной болтовней в парламенте, а железом и кровью.»

И хотя националисты отдали дань и парламентаризму и просто болтовне, они ничуть не усомнились в необходимости «железа и крови» для объединения Германии. Арндт и Ян до учреждения Германской империи не дожили. Зато их последователи в Пруссии с радостью наблюдали за взлетом еще недавно расколотой страны. Желать большего германским патриотам не приходилось.

Хуже пришлось немецким подданным Габсбургов, некогда стоявших во главе Священной Римской империи. Австрийским императорам не удалось вернуть даже номинальный контроль над германскими государствами. Более того, после сокрушительного поражения при Садовой в 1866 году Австрия утратила какое-либо право голоса в общегерманских делах. Приходилось заботиться о сохранении контроля Габсбургов над собственной империей. Поскольку ни одна из многочисленных наций, проживавших в империи, не обладала необходимым для стабильности большинством, Франц-Иосиф I вынужден был постоянно искать компромиссы со знатью тех или иных провинций.

В 1867 году единству австрийского государства был нанесен еще один удар, разделивший империю на австрийскую и венгерскую половины. Часть ответственности за межнациональные трения легла на власти Будапешта. Но и собственно австрийская половина государства осталась не менее пестрой, включая земли чехов, поляков и украинцев. Франц-Иосиф не стал делить оставшийся домен на самоуправляющиеся участки, но старался быть, по возможности, одинаково снисходительным ко всем подвластным народам. Некоторых подданных такой подход устраивал. Другие мечтали о большем.

Мечты о национальных государствах охватили не только славян. Все чаще среди национальных лозунгов, звучали призывы на немецком языке. Некоторые жители западных областей Австро-Венгрии, утратив надежды на сохранение германского единства под скипетром Габсбургов (Grossdeutsch), стали искать опору в сугубо национальном пангерманизме (Kleindeutsch), который рассматривался как противовес борцам за создание независимых славянских государств. Габсбурги, в свою очередь, усмотрели в укреплении проберлинского национализма угрозу поглощения своих владений более мощной Германской империей.

Не имея возможности опереться на австрийских чиновников, сторонники германского единства стали действовать через различные культурные общества, превращая вполне нейтральные спортивные, хоровые и театральные кружки или «ферейны» («ферайны», verein) в политические клубы. В 1886 году на съезде в Зальцбурге часть националистических ферейнов объединилась в Германский союз (Germanenbund) во главе Антоном Ланггаснером. В соответствии с намеченными еще Яном планами преобразования немецкой культуры, члены многочисленных обществ увлеченно изобретали новые «народные» (völkische) ритуалы и символы, включая их в традиционные певческие и пивные фестивали, альпинизм и занятия гимнастикой. Так зародилось «народническое» или «фёлькише» движение (völkische Bewegung, Volkstumbewegung).

Согласно уставу Германского союза члены «ферейнов» были обязаны участвовать в общих мероприятиях по особому календарю, обеспечивая таким образом культурное единство немецкой нации. Однако правящие круги Австро-Венгрии, несмотря на свою немецкость, поддерживать неконтролируемое единение с соседней державой не собирались и в 1889 году распустили Германский союз.

Пока фольклорные кружки искали подходящий способ объединения, на политическом небосклоне Австро-Венгрии возникли новые пангерманские созвездия. Главой националистов стал известный политик Георг Риттер фон Шёнерер (1842-1921). Взгляды будущего пангерманиста формировались в рядах либеральной фракции австрийского рейхсрата, куда его избрали в 1873 году.

По мере укрепления своих парламентских позиций Шёнерер от либеральной защиты прав каждой личности стал переходить к защите исключительно личностей с правильным немецким произношением. В 1879 году усилиями Шёнерера была сформирована Пангерманская партия (окончательно оформилась в 1885 году) с открыто шовинистическими лозунгами. Поначалу пангерманисты следовали в русле либерального движения и в сентябре 1882 года присутствовали на съезде в Линце, где была разработана программа левых либералов, требовавшая превращения Австрии в чисто немецкое государство даже ценой отделения от нее Чехии, Галиции и Словении. Впрочем, вскоре союз с либералами был разорван.

Чем дальше, тем больше эталонный немецкий национализм соотносился не с австрийскими традициями, а с реалиями Германской империи. Шёнерер настолько чутко прислушивался к мнениям Бисмарка, что вместе с пангерманизмом (Alldeutschtum) усвоил и антикатолические взгляды «железного канцлера». С началом в Германии антипапского Kulturkampf’а австрийские пангерманисты отозвались на берлинский почин, объявив свой «крестовый поход» против Рима (Los-von-Rom-Bewegung). Стал популярным лозунг «Гибеллиния уйдет, Германия придет!» («Ghibellinia geht, Germania kommt!»), вызванный воспоминаниями о средневековых гибеллинах (подразумевая под ними правящую в Вене династию). Посягательство на церковные основы Габсбургской монархии встретило сопротивление со стороны австро-венгерских властей, и Шёнерер, вопреки заявлениям о верности немецкому единству, порвал с немцами-папистами и перешел в лютеранство.

Однако он не остановился на борьбе с католиками и вскоре объявил открытую войну иудаизму во всех его видах. Обобщенным лозунгом всех «фёлькише» стал стишок «Без Иуды, без Рима строим мы собор Германии» («Ohne Juda, ohne Rom bauen wir Germaniens Dom»). Чисто религиозная солидарность с прусскими лютеранскими традициями, очень быстро переросла у пангерманистов в антисемитизм на расовой основе, выраженный их лидером образно и незатейливо: «свинство обусловлено расой» («in der Rasse liegt die Schweinerei»). Под впечатлением антикитайских законов США сторонники Шёнерера активно пытались провести в австрийском парламенте запрет на еврейскую иммиграцию в Австро-Венгрию, надеясь в перспективе на высылку неприемлемых в расовом отношении сограждан.

Чтобы слова не расходились с делом, австрийские пангерманисты все чаще совершали нападения на «антинациональные» по их мнению организации и газеты. Разгром редакции газеты «Neuen Wiener Tagblatts» 8 марта 1888 года (за преждевременную публикацию о кончине кайзера Вильгельма I, умершего 9 марта) закончился судебным процессом, после которого Шёнерера перевели из рейхсрата в тюремную камеру. Скандальный политик был заподозрен также в изнасиловании и лишился дворянского титула.

Лет на пять пангерманисты отошли в тень, но их деятельность в Австро-Венгрии не прекращалась. В 1894 году они восстановили объединение «фёлькиш»-клубов под вывеской Союза Немцев (Deutschbund). К 1900 году в новой организации насчитывалось свыше 160 «ферейнов». Количество официальных и неофициальных активистов Союза Немцев по некоторым оценкам приближалось к 150 тысячам.

Вместе с многочисленными «фёлькише» обществами активизировались и их политические единомышленники. В 1895 году австронемецкие националисты получили большинство в венском магистрате и Нижней Австрии. Бургомистром Вены был избран националист-католик, лидер Христианско-социальной партии, Карл Люгер. Предвидя возможные межнациональные конфликты, император Франц-Иосиф дважды отверг кандидатуру Люгера, но в третий раз вынужден был уступить перед настойчивостью магистрата.

Усиление сугубо австрийского католического национализма сопровождалось усилением пангерманистов. В 1897 году Шёнерер вновь вышел на политическую арену и был избран в рейхсрат. На сей раз главной мишенью пангерманистов стали не евреи, а славяне. Поводом к националистическим акциям послужили декреты главы правительства Цислейтании (австрийской части империи) Казимира Феликса Бадени, который 5 и 22 апреля (2 мая?) 1897 года уравнял в правах на территории Богемии и Моравии чешский и немецкий языки (Sprachenverordnungen). Отныне оба языка становились обязательными в делопроизводстве, суде и школьной программе. Если для чехов немецкий язык был не в новинку, то немцы в богемских изолированных анклавах веками обходились без славянских языков и надеялись обойтись без них и впредь. Между тем, новый закон запрещал назначать на государственные должности людей, не знающих чешский язык.

На принудительное внедрение двуязычия богемские (будущие судетские) немцы ответили шумными демонстрациями, которыми не замедлили воспользоваться венские пангерманисты. Сторонники Шёнерера сумели провести в рейхсрат еще 28 депутатов, которые тут же приступили к свержению чрезмерно «славянского» кабинета Бадени. Большинство немецких депутатов рейхсрата устраивали продолжительные обструкции, не позволявшие принять практически ни один закон. Кроме того, правительство Бадени было уличено в фальсификациях на выборах в Галиции и незаконном использовании полиции в стенах парламента. Дошло до того, что пангерманист Карл Герман Вольф вызвал премьера на дуэль и 25 сентября 1897 года легко ранил его. Бадени не выдержал политического давления и 30 ноября 1897 года подал в отставку. Через три месяца после падения кабинета декреты о языках были отменены.

Победа над влиятельными сторонниками уступок славянским политикам развязала руки последователям Шёнерера. По венским кварталам и селам Нижней Австрии прокатилась кампания увольнений учителей, чьи взгляды не соответствовали требованиям националистов. Уровень австрийского народного образования от этого только проиграл. Не улучшилось положение и богемских немцев. Напротив, по городам Богемии и Моравии прошли антинемецкие манифестации и погромы («декабрьский натиск»), организованные чешскими националистами. От избытка национальных чувств в Чехии начали раскручивать процесс по обвинению сапожника Леопольда Хилснера в ритуальном убийстве двух девушек (второе обвинение добавили по ходу суда). В другом конце империи возник конфликт по поводу открытия словенской школы.

Пангерманисты в своем желании создать мононациональное государство только расшатывали Австро-Венгрию, создавая дополнительные угрозы и для правящей верхушки и для австрийских немцев. Император Франц-Иосиф едва успевал латать трещины в государственных устоях. Постепенно авантюристичность политики пангерманистов стала очевидной и для избирателей. С 1901 года партия Шёнерера, достигнув максимума своей популярности, начала слабеть. Свою лепту в ослабление пангерманизма внесла и австро-венгерская полиция, пусть и с опозданием приступившая к роспуску чрезмерно агрессивных «ферейнов». Ряды «фёлькише» движения поредели.

Вместе с ослаблением низовых организаций начались шатания среди националистической верхушки. В 1902 году ярый антикатолицизм Шёнерера вынудил часть пангерманистов во главе с Карлом Вольфом, Рафаэлем Пахером, Йозефом Герольдом и Антоном Шальком покинуть ряды Пангерманского объединения и образовать самостоятельную Немецкую радикальную партию.

В 1907 году объединение пангерманистов окончательно распалось. Отошел от дел постаревший Шёнерер. Его призывы к немецкому единству после тяжелейшего политического кризиса звучали неискренне и только усугубляли раскол австрийского общества. Последней радостью Шёнерера стала Первая мировая война, в которой Австро-Венгрия выступила в качестве младшего партнера Германии. Однако осуществление мечты пангерманистов обернулось разгромом и распадом империии Габсбургов. В этих событиях Шёнерер был только наблюдателем. Он умер в австрийском замке Розенау, но по его желанию был захоронен рядом с усыпальницей Бисмарка в Шлезвиг-Гольштейне, постаравшись следовать за «железным канцлером» даже на кладбище.

Если политические надежды пангерманизма угасли после поражений организаций «фёлькише», то поиски идейных основ немецкого единства продолжались и после неудач на выборах. Не найдя для себя места в реальной общественной жизни, националисты решили применить свое воображение в недоступных для правительства и конкурентов мистических сферах.

Вдохновляющий пример пангерманисты обнаружили отнюдь не в рамках немецкой культуры, а в работах известной русской писательницы-мистика Елены Петровны Блаватской (1831-1891). Написанная в 1888 году книга Блаватской «Тайная доктрина» сделала «тайное знание» доступным для всех. Под влиянием индийской мистики русская писательница объявила основой мироздания «универсальный божественный принцип», объединяющий разные религии. Именно эта «универсальность», игнорировавшая в частности, различия между католицизмом и лютеранством, оказалась очень полезной для одержимых идеей объединения нации пангерманистов.

Однако созданная при участии Блаватской теософия обладала слишком большой для шовинистов всеобщностью, претендуя на некую наднациональность. Пангерманисты решили сузить этот размах, преобразовав «божественную мудрость» теософов в нечто более компактное, не выходящее за пределы одной нации. Куда больше их устраивала придуманная Блаватской мистическая иерархия людей, вершиной которых должна была стать арийская раса. Сложность заключалась в том, что прогресс арийцев согласно теософии был еще впереди, а пангерманисты не хотели ждать. И они решили опереться на собственную «мудрость», чтобы показать, что «тайная доктрина» реализуется уже в XX веке.

Несмотря на то, что многие теософские работы не издавались на немецком языке до 1900 года, первое Теософское общество в Германии было основано в 1884 году при участии Вильгельма Губбе-Шлейдена и самой Блаватской. В 1886 году аналогичный кружок был основан в Вене. Интересы австрийских теософов в целом не выходили за рамки обычной мистики, однако с начала XX века под заимствованной из Индии «арийской» символикой стали действовать шовинистические организации Австро-Венгрии. Так на обложках немецких и австрийских журналов появились право- и лево- сторонние свастики.

Еще до появления сочинений Блаватской многие из «фёлькише»-публицистов вдохновлялись популярной среди немецких романтиков начала XIX века германской языческой традицией. Среди активных участников пангерманистского движения особенно увлекся романтизированной мифологией писатель Гвидо Лист (1848-1919). Он рано обратился к языческой мистике и в 1875 году даже организовал с друзьями специальный обряд, зарыв на развалинах древнеримского города Карнунтум восемь бутылок в виде свастики, которая должна была символизировать победу германского духа над всеми прочими. В свободное от закапывания бутылок время Лист написал роман «Карнунтум» и множество статей для националистических газет. Кроме того, он участвовал в работе таких «фёлькиш» клубов, как «Немецкий дух», Дунайский гребной клуб Donauhort, «Немецкий дом» в Брно, основал Дунайское литературное общество (Literarische Donaugesellschaft) и был секретарем Австрийской альпийской ассоциации.

Активное участие Листа в националистическом движении получило одобрение со стороны его лидеров Шёнерера и Вольфа. Однако националист-романтик не сходился со своими наставниками в отношении к религии. Он не принимал не только католицизм, но и лютеранство, а заодно и христианство вообще. Куда больше его привлекала сугубо германская мудрость языческого бога Вотана (хотя венчался Лист все-таки в евангелической протестантской церкви). Неожиданно выяснилось, что древние язычники не оставили потомкам никаких заповедей, на основе которых можно было бы заложить мистические основы пангерманизма. И тут на помощь пришла теософия.

Под впечатлением рассказов Блаватской о роли арийских правителей в грядущем преображении человечества Гвидо Лист предположил, что такой король-жрец уже существовал и был упомянут Тацитом под именем Гермиона или Армана. На самом деле римский историк писал только о племенах гермионов, но для эзотерических толкований такие детали значения не имели. Исходя из этого предположения, Лист провозгласил подлинной немецкой религией арманизм или арманософию (называвшуюся также вотанософией). Недостающие для воссоздания древнегерманской религии письменные источники отец арманософии решил получить путем толкования древнегерманского алфавита — рун (прежде всего, старших рун — «футарка»).

В 1903 году после очередного «просветления», вызванного удалением катаракты, Гвидо Лист отправил в Имперскую Академию Наук исследование об арийском праязыке, попытавшись объяснить оккультное значение и звучание рун. В это же время создатель арманизма вполне оккультным путем объявил себя дворянином. Претензии Гвидо Листа на признание титула и научных заслуг были отвергнуты. И тогда в поддержку арманизма выступили лидеры националистических организаций Австро-Венгрии и Германии. Среди них были бургомистр Вены Люгер, давнишний спонсор первого арманософа Фридрих Ванек и его сын Фридрих Оскар, глава «фёлькише»-организации здоровья Фердинанд Кхуль, издатель «Marburger Zeitung» Адольф Гарпф, известный пангерманист из Мюнхена Вильгельм Рохмедер, издатель берлинского журнала Артур Шульц и многие другие. Всего открытое письмо в поддержку арманизма подписали около 50 человек, которые заявили об образовании специального общества, предназначенного для пропаганды нового учения.

Официально организация последователей арманизма была создана 2 марта 1908 года на деньги Фридриха Ванека. Она называлась Обществом Гвидо фон Листа (Guido von List Gesellschaft). В отличие от других многочисленных «фёлькише» групп, замкнутая оккультная организация не претендовала на массовость, занимаясь преимущественно публикацией работ по арманософии и паломничествами по святым древнегерманским местам, вроде развалин Карнунтума и подземелий собора Святого Стефана в Вене. Недостатка в священных местах у последователей нового учения не было. Воображение Листа превращала веселую Вену в священный тевтонский город, городок Иббс — в гробницу тевтонской богини Изы, развалины Аггштайна — в обиталище злого духа Агира и т.п. Оккультная методика позволила даже найти гигантский древний арманистский храм с центром у ручья Зено. Местные жители, правда, божились, что ничего языческого в округе не наблюдалось уже полторы тысячи лет, но арманософы настаивали на своей способности видеть то, что ни один католик видеть не способен.

Положение членов в организации Листа целиком зависело от степени постижения мистического учения. Помимо оккультного общества, арманисты летом 1911 года создали для избранных особую ложу — «Высший арманистский орден» (Hoher-Armanen Orden), во главе которого стоял сам магистр Гвидо фон Лист. Подчеркнутая «элитарность» и «эксклюзивность» привлекали в ряды арманософов австрийских и германских аристократов, привыкших к общению в удобных закрытых клубах. Романтическая обстановка псевдогерманской мифологии вскружила головы и некоторым литераторам и художникам, среди которых был будущий основатель своей оккультной школы и «фёлькише» газеты Рудольф Горслебен. Следы арманософского влияния можно найти в работах психолога Юнга и философа Хайдеггера.

Но главное, что привлекало в арманизме его последователей, были близкие пангерманистам шовинистические настроения, заранее исключавшие любое инородное влияние. Неслучайно Гвидо Лист объявил своим главным противником некую «Великую интернациональную партию», чьи вредные флюиды разъедали устои истинно германского духа.

На распространение нового оккультного учения отозвались и конкурирующие «гуру», не желавшие терять свой хлеб в области толкования паранормальных видений. В ноябре 1911 года Гвидо Лист получил письмо, из которого узнал, что основателем истинно германской мистики считается некий Тарнхари (в миру — Эрнст Лаутнер), объявивший себя потомком племени Вольсунгов, к которому принадлежал легендарный Зигфрид. Взаимодействие арманистов с Тарнхари привело к появлению новых оккультных пангерманистских организаций в Германии. Эстафету Тарнхари подхватил другой мистик — Эллегард Эллербек.

Конкуренты Гвидо Листа по оккультному бизнесу пытались создать нечто совершенно оригинальное. Отставной чиновник и владелец отеля Вернер фон Бюлов не поленился и придумал «мировые рунические часы», позволявшие ориентироваться в текущем состоянии потусторонних сил. Совершенно самостоятельным оккультным пророком объявил себя Карл Мария Вилигут. Признавая заслуги Листа, он считал арманософию всего лишь еретической ветвью собственного мистического учения — ирминизма. При этом Вилигут настаивал, что он — единственный наследник древних германцев, сохранивший знания о рунической письменности.

Одновременно с Листом начал развивать собственное оккультное учение Адольф Йозеф Ланц. На сей раз поиски тайных знаний завели не в глушь древнегерманских лесов, а на просторы протоарийских степей. Если Гвидо Лист был не только «истинным арийцем», но и спортсменом, то Ланца мирские утехи волновали меньше всего. Его мистическая доктрина формировалась в стенах монастыря цистерцианцев, куда будущий оккультист попал в 1893 году, сменив имя на Георг. Спустя 6 лет Ланц оставил монашескую жизнь по одной версии — из-за «нервного расстройства», по другой — из-за «плотской любви».

Вместе со сменой обстановки бывший цистерцианец в очередной раз поменял имя, назвав себя Йоргом Ланцем, сыном барона фон Либенфельса и Катарины Скала. Фантазия новоявленного аристократа позволяла не только сочинять статьи для пангерманистских изданий, но и придумывать неизвестные детали собственной биографии. Не сковывая себя официальными справками, Ланц поменял также год рождения и объявил себя доктором наук. Тут же были написаны необходимые «научные» труды. Главной работой Ланца стала «Теозоология», в которой он заявил о необходимости улучшения «божественной» арийской расы путем уничтожения всех «обезьяноподобных недочеловеков», недостаточно полноценных для оккультного учения. В число неполноценных по теозоологической теории попали также лица с психическими и наследственными заболеваниями, которых также предполагалось уничтожать или, на худой конец, кастрировать. Практическая реализация этих обширных замыслов была временно отложена.

Ланц одним из первых поддержал арманизм и даже вступил в Общество Гвидо фон Листа. Однако он обладал слишком богатым воображением, чтобы удержаться в фарватере чужого учения. Монашеский опыт привел Ланца к идее создания «Ордена Новых Храмовников» («Ordo Novi Templi»), который должен был «развивать расовое самосознание составлением родословных и расовыми исследованиями, соревнованиями в красоте и устройством расовых поселений будущего в малоразвитых частях Земли». Организация «новых тамплиеров» была создана в 1907 году. Центром расовых (или расистских) поселений были выбраны развалины замка Верфенштайн, приобретенные на деньги спонсоров. Главой ордена был объявлен приор (или магистр) Ланц фон Либенфельс. Для распространения истинного расизма Ланц стал издавать собственный журнал «Остара», названный так в честь древнегерманской богини весны.

Учение, развиваемое «новыми храмовниками», в отличие от арманософии, ставило во главу угла обеспечение господства арийской расы, и поэтому называлось ариософией. Не полагаясь исключительно на древнегерманские мифы, Ланц ссылался и на христианские источники. Возникновение «неполноценных рас», например, объяснялось грехопадением Евы, вступившей в сношения с демоном. Текст Библии, противоречивший расистским нормам, ариософами принимался с оговорками. В отличие от средневековых тамплиеров, связавших свой орден с храмом Соломона, Ланц к соплеменникам иудейского царя относился враждебно. Его кумиром был не всепрощающий мессия, а расистское «ариохристианство». Теозоологический антисемитизм Ланца естественно сочетался со столь же зоологической ненавистью к большинству человеческих рас. Смешанные браки с точки зрения ариософии считались преступлением. В дополнение к обычному шовинизму, Ланц испытывал также лютую ненависть к феминизму. В целом же, ариософия настолько враждебно относилась к большинству жителей планеты, что ее доктрину правильнее было бы назвать мизантропософией.

Тем не менее, у Ланца нашлись последователи. Говорят, что их было 300. Точное количество «новых храмовников» установить было невозможно, поскольку главный ариософ склонен был зачислять в свой орден новых членов, не спрашивая их мнения. Самым известным сторонником ариософов одно время считался шведский драматург Август Стриндберг, однако никаких признаков его участия в Ордене новых храмовников, кроме одного письма, литературоведы так и не обнаружили. Свой журнал «Остара» Ланц писал, редактировал и издавал в одиночку.

Короткий период возникновения пангерманистских оккультных обществ прервался с началом мировой войны. Боевые действия развивались вопреки многим религиозным догмам, включая и оккультные учения. В результате многие арманософы, ариософы и пр. оказались на фронте, где им предстояла нелегкая служба вместе с представителями других рас и религий. Не пригодились Четверному союзу и сами «тайные доктрины». Главный мистик Гвидо Лист провел финал войны в полуголодной Вене. Поскольку древнегерманские духи оказались неспособными прокормить своего жреца, ему пришлось воспользоваться приглашением одного из своих поклонников и уехать в Германию, где отец арманософии и умер.

После войны оккультные общества возобновили свою деятельность, но их роль в оставшейся части Австрии стала менее незаметной. Центр пангерманизма окончательно переместился с берегов Дуная на север, где тоже было много замков и леденящих душу «тайных доктрин». С другой стороны, в Германии вплоть до катастрофического поражения 1918 года местные патриоты предпочитали опираться на более рациональные теории. Одним из таких обоснований стало народоведение (Volkskunde), созданное мюнхенским профессором Вильгельмом Генрихом Рилем (1823-1897). В «народоведении», как выразился Л.Н.Толстой, была «мешанина искусства и науки», позволявшая с одной стороны привлекать к исследованию наций опыт искусствоведения, а с другой — делать любое исследование сугубо национальной задачей, недоступной для анализа с позиции других культур. Сам Риль в политическом отношении занимал достаточно консервативную позицию, не предусматривавшую какие-либо резкие преобразования германского общества.

Профессор из Геттингена Пауль Бёттихер, получивший известность под именем Пауль де Лагард (1827-1891), предпочитал искать корни национальных проблем Германии с помощью ориенталистики. Особенно его волновало иудейское влияние, оказанное на христианскую доктрину апостолом Павлом. Чтобы сгладить негативные последствия такого влияния на дальнейшее развитие Германии, Лагард предлагал преобразовать христианство в духе истинно немецких традиций, не связанных с греховными революциями и реформами.

Более конкретное применение науки для защиты национальных интересов находили труды Фридриха Ратцеля (1844-1904), создавшего на основе народоведения Риля, антропогеографии Карла Риттера и экологии Геккеля новую дисциплину — политическую географию. Ратцель не искал оккультные причины возвышения или падения держав и не пытался, подобно Яну, объявлять Португалию вредным наростом на теле Испании. Политика была для него органической неотъемлемой частью естественной среды.

В «Политической географии» говорилось: «Государство является живым организмом не только потому, что оно представляет собой механизм привязки жизни народа к определенной территории, но еще и потому, что эта связь усиливается в результате взаимности до такой степени, что народ и территория подставляют собой единое целое, когда одно невозможно себе представить без другого…» Основатель политической географии понимал, что его теория слишком упрощает представления о государстве, сводя все к аналогиям с живым организмом, но остановиться в своих выводах уже не мог. В 1901 году вышла очередная книга Ратцеля «Жизненное пространство», в которой был поставлен вопрос не просто о связи народа с уже сложившимися границами, а о необходимости расширения внешних рубежей. В качестве образца для подражания автор взял территориальный рост США.

Для того, чтобы выжить, каждому государству по Ратцелю полагалось некое «жизненное пространство» («lebensraum»), размеры которого определялись в зависимости от запросов правительства. «Излишки жилплощади» должны были делиться «по справедливости». Больше всего «жизненного пространства» по этой теории полагалось представителям «высших» рас, а среди высших самым главным должна была стать находящаяся в центре Европы Германия. Ратцель не только доказывал это теоретически, но и проверил лично во время франко-прусской войны, в которой он участвовал в качестве волонтера. После войны основатель политической географии активно участвовал в националистических организациях и одно время возглавлял основанную в 1891 году Пангерманскую лигу (Allgemeine Deutsche Verein).

Нужно отметить, что пангерманизм в самой Германии несколько отличался от взглядов их австрийских единомышленников. Берлинские и мюнхенские националисты были не против присоединения Штирии или Тироля. Но их планы простирались намного дальше. Главным для пангерманистов во главе с Ратцелем был рост колониальных владений Германии. Их не смущал тот факт, что жители дальних земель ни слова не говорят по-немецки. В любом случае они должны были стать частью Германского мира. Таким образом, последователи Ратцеля выступали фактически не столько за пангерманизм, сколько за «пакс-германизм». «Фёлькише» группы Мюнхена и прочих городов также интересовались преимущественно вопросами расширения заморских владений, а не борьбой за привилегии с национальными меньшинствами, которые, в отличие от Австро-Венгрии, были слишком малочисленными для настоящих стычек.

Узкоспециализированных организаций, боровшихся с «засильем» отдельных наций, в Германии было относительно немного. Среди них были Немецкое антисемитское объединение, Антисемитская народная партия и еще с десяток мелких группировок, скрывавших свои намерения под более политкорректными названиями. Одни из них пытались действовать в русле лютеранских догм (в духе пастора Адольфа Штекера), другие опирались на добрые старые феодальные традиции, а третьи (вроде бывшего анархиста Вильгельма Марра и Евгения Дюринга) уверяли, что их расизм сугубо социален.

Как и в Австро-Венгрии, германские шовинисты были разобщены. Их разделяли и религия, и социальное происхождение, и амбиции лидеров. Определенным политическим центром праворадикальных сил в рейхстаге можно было назвать основанную в 1876 году Немецкую консервативную партию (DKP). Партия возникла, как противница каких-либо потрясений (включая межнациональные) и представляла преимущественно аграрные районы к востоку от Эльбы. С 1890 года взгляды консерваторов во главе с Отто фон Мантейфелем и Эрнстом фон Хейдербрандом стали сближаться с мировоззрением «фёлькише», но полного слияния с ними не произошло. Более того, сближение организации прусских землевладельцев с политическими маргиналами оттолкнуло от консерваторов часть избирателей.

В отличие от своих австро-венгерских единомышленников, германские «фёлькише» организации не могли жаловаться на невнимание правительства к своим требованиям. Умеренно правый официальный курс не требовал существенных корректировок с позиции национализма. Взаимопонимание было полным. Неслучайно, когда 11 декабря 1899 года будущий канцлер Бернхард фон Бюлов заявил, что «в грядущем столетии немецкий народ будет либо молотом, либо наковальней», его речь была встречена бурными апплодисментами правых депутатов. Националисты были уверены, что им уготована роль исключительно «молота».

Члены «фёлькише» групп охотно включались в деятельность полуофициальных колониальных обществ, действовавших на разных континентах. Экспансионистскую политику поддерживали даже слегка эмансипированные женские «ферейны», среди которых были Женское общество Восточных земель (Frauenverein fur die Ostmarken), Флотский союз немецких женщин (Flottenbund Deutscher Frauen) и Женский союз Немецкого колониального общества (Frauenbund der Deutschen Kolonialgesellschaft). Все, что могло помешать колониальным планам, находилось за пределами Германии, однако внутри самой страны не было той «социальной гармонии», которая по мнению правых могла бы обеспечить прорыв к мировому господству. Главной внутригерманской угрозой «фёлькише» считали укрепление социал-демократической партии, добившейся в 1912 году крупного успеха на выборах в рейхстаг.

На пути германских националистов возникло препятствие, которое мелкие партии и клубы одолеть не могли. Чтобы остановить усилившихся социал-демократов, 25 мая 1912 года на собрании в Лейпциге архитектор Теодор Фрич попытался объединить националистические организации на основе уже существовавшего движения «Молот» («Reichshammerbund»). Девизом нового союза «фёлькише» групп стал лозунг «Германия — для немцев!» Идеологическим рупором «Молота» была одноименная газета, основанная в 1902 году для пропаганды «научного антисемитизма». К организации Фрича присоединились Пангерманская лига Генриха Класса, союз торговцев Нюрнберга во главе с Юлиусом Рюттингером, группа последователей Гвидо Листа и тайный Германский орден во главе с Германом Полем (некоторые утверждают, что его первым руководителем был полковник Карл Август Хельвиг). К 1913 году отделения «Молота» существовали уже в разных регионах Германии. При этом в объединенных «фёлькише» группах вряд ли насчитывалось более нескольких тысяч членов.

Стать массовой организацией «Молоту» помешала война. Боевые действия разом затмили самые яростные словесные атаки патриотов. Как ни старались, они не смогли превзойти в воинственности генштаб. Да и германскому командованию достаточно было того патриотического порыва, который обеспечил всеобщую мобилизацию. Интересы своего правительства генералы могли защищать, не прибегая к услугам крикунов из мюнхенских пивных. Как и в Австро-Венгрии, берлинские штабы обошлись без помощи поклонников непобедимого бога Вотана. Германским арманософам и ариософам осталось только гадать на рунах, чем обернутся начавшиеся боевые действия.

Не понадобилась немецким генералам и помощь знатоков политической географии. К началу мировой войны среди последователей теории Ратцеля выделился Карл Гаусгофер (Хаузхофер, Haushofer), который в отличие от предшественников получил некоторый политический опыт, работая в составе дипломатических миссий на Дальнем Востоке. Бывший дипломат позаимствовал у шведского германофила Рудольфа Челлена термин «геополитика», которым впоследствии и стали обозначать теорию «географического» происхождения государственных границ. Но несмотря на готовность геополитиков доказать целесообразность любой экспансии, германское командование отнеслось к этим идеям скептически. Когда один из политгеографов Йозеф Партч попробовал высказать свои рекомендации по поводу ведения боевых действий, генерал Людендорф просто посоветовал ему не совать нос в чужие дела.

Единственной возможностью для проявления своей патриотической позиции для германских националистов осталась армейская служба. Многие «фёлькиш»-клубы закрылись, а их завсегдатаи отправились в окопы. В тылу оставались преимущественно лидеры непризывного возраста и жуликоватые патриоты с необходимыми для уклонения от службы справками. Среди них был мало кому известный тогда и сейчас барон Рудольф фон Зеботтендорф (Sebottendorf), за титулом которого скрывался сын железнодорожника Адам Альфред Рудольф Глауэр. В отличие от Гвидо Листа, Зеботтендорф получил приставку «фон» вполне законно, благодаря усыновлению. Зато деятельность барона неоднократно вызывала вопросы у полиции разных стран.

Не совсем нормальные отношения Зеботтендорфа с законом сочетались с повышенным интересом к паранормальным явлениям. Барон во время своих похождений по Ближнему Востоку увлекся мистическими учениями и собирал литературу по масонству, каббале, суфизму и дервишскому ордену Бекташи. В 1913 году Зеботтендорф вернулся в Берлин, однако уже с турецким паспортом. В качестве турецко-подданного в армию его не взяли. Единственным вкладом Зеботтендорфа в укрепление германской военной мощи стало финансирование малоуспешных работ по созданию немецкого танка. Прочие дела барона как обычно оставались не совсем законными, хотя и очень доходными.

В свободное от афер время, Зеботтендорф пытался включиться в затихшую на время войны оккультную жизнь. На этот раз он остановил свое внимание на расколовшемся в 1916 году Германском ордене. Барон быстро отозвался на призыв одного из лидеров ордена Германа Поля и согласился возглавить мюнхенское отделение оккультной организации. 21 декабря 1917 года Зеботтендорф был официально объявлен мастером мюнхенской ложи Германского ордена. Баронские деньги позволили существенно оживить деятельность уже почти развалившейся организации, численность которой весной 1918 года составила 200 человек, а к осени 1919 года — 1750. Зеботтендорф постарался придать мюнхенскому филиалу оккультного «фёлькиш»-клуба самостоятельный характер и переименовал его в общество «Туле» (Thule Gesellschaft). Для новой организации Зеботтендорф взял в качестве эмблемы левостороннюю свастику и приветствие «Heil und Sieg!» («Слава и победа!») cо вскидыванием правой руки. Символика носила обдуманно расистский ариософский характер.

Чтобы создать противовес социал-демократам и коммунистам, Зеботтендорф решил при обществе «Туле» образовать специальный филиал для пропаганды среди рабочих. Эту функцию должна была выполнить основанная 5 января 1919 года Немецкая рабочая партия (Deutsche Arbeiterpartei или DAP). Новая «фёлькише» группа насчитывала 24 человека во главе со слесарем Антоном Дрекслером. К разработке экономической программы новой партии подключился инженер-строитель Готфрид Федер, написавший в конце 1918 года «Манифест к слому кабалы капитала», в котором предлагалось ликвидировать «процентный» еврейский банковский капитал (в частности — Ротшильдов) с целью защиты «беспроцентного» национального капитала.

Возможно, «рабочее» приложение к обществу «Туле» исчезло бы вслед за многими эфемерными обществами, но возвращение в Мюнхен разочарованных итогами войны фронтовиков стало благодатным полем для реваншистской пропаганды. Требовался только умелый организатор, которым стал бывший ефрейтор Адольф Гитлер, вступивший в Немецкую рабочую партию в сентябре 1919 года. Уже через несколько месяцев руководство DAP было подчинено более успешному оратору на основе принципа «фюрерства», а в феврале 1920 года было объявлено о преобразовании Немецкой рабочей партии в Национал-социалистическую немецкую рабочую партию (NSDAP). Гитлер настоял, чтобы реорганизованная партия изменила в своей эмблеме левостороннюю свастику на правостороннюю, а приветствие — с «Heil und Sieg!» на «Sieg Heil!» (на перемену мест слагаемых мало кто обратил внимание).

Зеботтендорфа успехи нацистской партии мало волновали. Еще в апреле 1919 года по приказу руководства Баварской советской республики некоторые активисты общества «Туле» были арестованы и расстреляны. Удар оказался настолько серьезным, что влияние Зеботтендорфа ослабело. Постепенно барон стал отходить от политических дел, уступая позиции быстро растущей NSDAP. Купленная в июне 1918 года для общества «Туле» газета «Мюнхенер беобахтер» (основанная еще в 1868 году) была 17 декабря 1920 года перепродана руководству нацистов, которые переименовали ее в «Фёлькише беобахтер». Убедившись в том, что перехватить у Гитлера политический контроль над сторонниками «Туле» уже не удастся, Зеботтендорф бросил политику, занялся астрологией, а в 1923 году на некоторое время покинул Германию.

Однако переход многих мюнхенских националистов в ряды нацистской партии еще не означал преодоления раскола между многочисленными шовинистическими партиями и группами Германии. Некоторые старые организации тоже сумели укрепить свои позиции и даже заняли заметное место в политической системе Веймарской республики. В 1918 году была оперативно реорганизована консервативная партия, ставшая основой для Немецкой национальной народной партии (Deutschnationale Volkspartei — DNVP) во главе с Альфредом Гугенбергом (1865-1951). Потеряв опору в лице сбежавшего кайзера, консерваторы пытались отстаивать старопрусские традиции в надежде на грядущий реванш.

К крупным политическим объединениям примыкали менее известные, основанные высшими чиновниками кайзеровского времени политические кружки, в числе которых были «Июньский клуб», «Клуб господ» и «Общество казино» («Casino Gesellschaft»). Впрочем, при всей «элитарности» они не были достаточно сильными, чтобы влиять на крайне неустойчивую политическую систему Веймарской республики. Одновременно с штатскими руководителями начали создавать свои объединения и бывшие командующие разбитой армии. Одним из таких обществ стала Танненбергская лига (Tannenbergbund), основанная в сентябре 1925 года генералом Эрихом Людендорфом. Призывы к возрождению Германской империи сочетались у членов этой организации с идеями создания неоязыческой германской религии. Политические симпатии Танненбергской лиги без труда просматривались на ее эмблеме, где традиционный германский орел сочетался со слегка стилизованной свастикой, именовавшейся также «молотом Тора». Увлечение некоторых нацистов древнегерманскими традициями было настолько заметно, что ядовитые репортеры иногда называли нацистскую партию не немецкой (Deutsche), а тевтонской (Teutsche).

Идеей возрождения германской мощи озаботились и «геополитики», среди которых выделялся Карл Гаусгофер, после войны активно разоблачавший заговор Антанты с целью полного уничтожения Германии. Чтобы преодолеть последствия поражения, он предлагал совершить прыжок «из мира знаний в мир власти» и с помощью геополитических теорий снова сделать Германию мировой державой.

Одним из инструментов осуществления этой программы считались зарубежные немецкие организации. В частности, для налаживания связей с бывшими соотечественниками и единомышленниками Гаусгофер пытался использовать пангерманистское объединение «Volkstum». Определенное влияние основателя геополитики испытали и нацисты. Особенно интересовался этими теориями Рудольф Гесс, при помощи которого Гаусгофер неоднократно встречался с Гитлером.

В первые послевоенные годы несколько расширилась оккультная составляющая националистических движений. К уже известным мистическим «фёлькише» обществам Листа, Ланца, Бюлова и Вилигута добавились новые. Инициатором очередного паранормального «нордического» творчества стал Рудольф Горслебен (1883-1930), выпустивший журнал под названием «Арийская свобода» («Arische Freiheit»). Как и Гвидо Лист, новый ариософ увлекся оккультным толкованием древнегерманским рун, уделив при этом большее внимание скандинавским «нордическим» надписям. В ноябре 1925 года Горслебен в основал общество «Эдда», усилиями которого в древних надписях нашли не только «подтверждение» расового превосходства арийской расы, но и «свидетельства» по истории Атлантиды. Похожие взгляды развивались и другим ариософом Германом Виртом, в 1923 году основавшим в Марбурге собственную группу, также искавшую корни истинных арийцев на погрузившемся в пучину Атлантического океана материке, где согласно ариософской теории оккультное знание сформировалось в условиях матриархата.

Начавшаяся в 1920-х консолидация немецких «фёлькише» группировок привела к тому, что многие из них либо поглощались нацистской партией, либо выступали ее политическими союзниками. Генерал Людендорф, например, одно время активно работал в рядах NSDAP, которая выдвинула его кандидатом на пост президента Германии, хотя личные отношения с Гитлером у него не сложились. Державшиеся несколько в стороне консерваторы из Немецкой национальной народной партии во главе с фон Папеном, в конце концов, пошли на союз с нацистами и совместно сформировали то крайне правое правительство, которое положило начало нацистской диктатуре.

Дальнейшее осуществление планов германских националистов не нуждалось в сохранении самостоятельных группировок. Гитлер уже в «Майн Кампф» с некоторым презрением писал о суете мелких «группок» и «партиек». Затеянная нацистами «унификация» Рейха сопровождалась полным устранением каких-либо организаций, кроме NSDAP. Попытки некоторых деятелей напомнить о своем вкладе в формирование мировоззрения Гитлера тут же пресекались. Объявившийся в Мюнхене бывший спонсор нацистов Рудольф Зеботтендорф попробовал в 1933 году издать мемуары «До прихода Гитлера» («Bevor Hitler kam»), но эта книжка была тут же запрещена, а ее автору посоветовали как можно быстрее покинуть страну. После этого Зеботтендорф окончательно перебрался в Турцию, где 8 мая 1945 года, по слухам, утопился в Босфоре (надо полагать, с горя).

Постепенно были отодвинуты подальше от власти бывшие союзники Гитлера фон Папен, Федер и Дрекслер. Чрезмерно активные соратники канцлера, вроде Рема и Штрассера, были уничтожены. Сохранили свое положение только те, кто не пытался претендовать на положение предшественников нацизма. Периодически разрешалось давать рекомендации знатоку рун Вилигуту, которому за оккультные заслуги было присвоено звание бригадефюрера СС. Там же, в недрах СС, некоторое время продолжал поиски Атлантиды Герман Вирт, однако в 1937 году он предусмотрительно уволился из ведомства Гиммлера. Некоторое время функции консультанта по геополитическим вопросам выполнял Гаусгофер, однако с уходом (отлетом) Гесса, его влияние ослабело, а после покушения на Гитлера основатель геополитики, чей сын активно участвовал в заговоре, едва не был уничтожен.

В отличие от Германии, идеология австрийских националистов носила преимущественно католический характер и была маловосприимчивой к светским и оккультным нововведениям нацистов. Более того, хотя в конституцию Австрии первоначально было внесено положение о присоединении к Германии, австрийские фашисты отнеслись к идеям пангерманизма так же равнодушно, как и Габсбурги. Правившая в Вене Христианско-социальная партия с одинаковым рвением подавляла как социал-демократов и коммунистов, так и сторонников Гитлера. Некоторое время распространение нацизма на берегах Дуная сдерживалось государственными границами, но по мере укрепления германо-итальянской «оси» Австрия была, как выражались журналисты, «поджарена до коричневой корочки». Вместе с аншлюссом ушли в прошлое и самостоятельные фашистские партии и старые оккультные общества.

Надежды некоторых австро-немецких националистов на старые связи с руководителями Рейха рассеялись довольно быстро. Гитлер с удовольствием вспоминал о выступлениях Георга Шёнерера, но и слышать не хотел о каких-либо прародителях нацизма. Когда в 1938 году главный ариософ Ланц фон Либенфельс поспешил сообщить, что нынешний «фюрер» занимался у него в организации распространением журнала «Остара», как ему тут же посоветовали помалкивать. Говорят, что обиженный Ланц усомнился в «арийском» происхождении Гитлера, после чего издания «новых храмовников» были запрещены.

Впрочем, не прошло и семи лет, как арманософы, ариософы и прочие деятели «фёлькише» движения перестали хвастаться своими встречами с Гитлером. Из архива Гаусгофера как-то сразу исчезли все документы о беседах с лидерами нацистов, что однако не спасло его от увольнения из университета. На время стих бывший германский посол в Турции фон Папен, сумевший добиться оправдательного приговора в Нюрнберге. Перестал произносить здравицы в честь Рейха бывший «фюрер» Фрайбургского университета Мартин Хайдеггер. И только в Австрии рядом с солдатами 3-го Украинского фронта крутился какой-то чудаковатый старичок Йорг Ланц, рассказывавший о том, что он был духовным наставником Гитлера.

После нацизма «фёлькише» движение выглядело уже несколько архаичным и кустарным. Выработанные при Гитлере расистские стандарты постепенно вытеснили из оборота старые ариософские штампы. Поэтому сохранившиеся последыши националистических организаций кайзеровских времен предпочитали говорить о своих идеалах, сравнивая их так или иначе с недавним прошлым. Целиком поддерживать идеологию нацизма они не решались, но отдельные апробированные в 1933 году идеи продолжали возникать в новом обрамлении в разных концах Европы.

В Германии такие группы, как и 100 лет назад, составляют меньшинство. Влияние крайних националистов даже уменьшилось, и их политические лидеры никак не представлены в бундестаге. Каждый случай укрепления национализма в ФРГ по-прежнему вызывает настороженность, чего нельзя сказать о других европейских странах. Многим стало казаться, что человечество получило слишком болезненный урок, чтобы испытать его вновь. Одни верили в пример наказанных преступников, другие считали гарантией страдания жертв нацизма, которые должны были этим уберечь свое потомство от дурных примеров.

Но надежды не оправдались. Свастики новых конфигураций можно увидеть на улицах разных европейских столиц. Популярным лозунгом, как во времена Шёнерера, стала борьба с эмиграцией, охватившая Швейцарию, Россию, Нидерланды, ЮАР и многие другие страны. Лишение гражданства по языковому признаку в Латвии и Эстонии нашло понимание среди европейских правительств. Между тем, как-то незаметно окрепли националистические партии Австрии. Сначала восстановила свое влияние созданная последователями Люгера и Дольфуса Народная партия Австрии, а затем в Федеральном собрании нашлось место и для более радикальной Партии свободы ныне покойного Хайдера.

Для некоторых современных политиков укрепление тех или иных крайне правых группировок выглядит мелким избирательным казусом, который легко корректируется устойчивой демократической системой. Вот ведь и Хайдер проиграл, и Берлускони не стал Муссолини, и Ле Пен не дошел до Елисейского дворца, и Жириновский не попал в Кремль. Обычно в подобных рассуждениях не учитывается, что во вполне консервативной Германии начала XX века на мелкие «фёлькише» организации тоже смотрели как на бессильных маргиналов. Они присутствовали в обществе как микроб, который портит жизнь, но опасен только для ослабленного организма. И кто знает, какие эпидемии способна принести человечеству во время очередного кризиса какая-нибудь неприметная на первый взгляд группа шовинистов?!