Зайцев Ю.П., Мордвинцева В.И.
«Царица» из Ногайчинского кургана: возможности исторических реконструкций
«Боспорский феномен», т. 2, СПб., 2004. С. 290-297.
Неординарное погребение в Ногайчинском кургане уже много лет привлекает внимание исследователей (Щепинський. 1977; Ščepinskij. 1994; Симоненко. 1993. С. 70-75; Трейстер. 2000; Зайцев, Мордвиицева. 2003). В свое время этот комплекс был датирован второй половиной I — началом II в. н. э. (Симоненко. 1993. С. 117) и включен в соответствующий историко-культурный контекст. Появление ногайчинского захоронения связывалось с событиями второй половины I в. н. э.: «Где-то в середине I в. н. э. на территорию Северного Причерноморья …перекочевала большая и сильная в военно-политическом отношении орда. В ее составе находились аорсы, но …возглавляли ее аланы» (Симоненко. 2000. С. 142). Полная публикация комплекса позволила несколько иначе определить хронологические позиции этого замечательного памятника: первая половина I в. до н.э. (Зайцев, Мордвинцева. 2003. С. 97). Очевидно, эта датировка исключает возможность отнесения погребения к кругу «аланских» древностей. Неизбежно возникает соблазн сопоставления такого выдающегося памятника с событиями другой исторической эпохи. Само по себе подобное сопоставление выходит за рамки собственно археологического исследования, и по этой причине оно не вошло в недавно осуществленную публикацию комплекса, а историческая версия погребения производится в специальном очерке. Изменение даты комплекса по-особому отражается на оценке его социального ранга. В ситуации, когда археологические культуры I в. до н.э. — I в. н.э. Нижнего Поволжья, Нижнего Дона и Северного Причерноморья выделяются представительной серией элитных захоронений разного уровня, Ногайчинский курган должен рассматриваться как один из них. Совершенное в I в. до н.э., ногайчинское захоронение является единственным в своем роде погребальным комплексом не только для территории Восточной Европы, но и для всего античного мира того времени. По набору вещей и погребальному обряду с ним сопоставимо погребение того же времени у х. Песчаный в Прикубанье (Ждановский. 1990), но по пышности ритуала и богатству инвентаря оно заметно уступает ногайчинскому. Видимо, не будет преувеличением обозначить статус ногайчинского погребения как «царский».
Среди вещевого набора ногайчинской «царицы» особое внимание привлекают драгоценные личные украшения. Это: серьги, гривна, колье, брошь-заколка, флаконы-подвески, кулон, браслеты, перстни, фибулы, ножные браслеты (рис. 1).
 |
Рис. 1. Ювелирные украшения из Ногайчинского кургана.
|
Этот набор может быть разделен на несколько групп предметов: 1) украшения «восточного» облика, 2) украшения, связанные происхождением с греко-варварскими памятниками Прикубанья, 3) античные украшения. Вырезанная из золота ногайчинская гривна (рис. 1. 2) относится к кругу изделий Сибирской коллекции (Мордвинцева. 2003. С. 44). Наиболее близкие стилистические параллели этому предмету находятся среди резных деревянных гривен Алтая 2-1 в. до н.э. (Кубарев. 1987. Табл. XXVIII, 10; XLII, 6; XLVIII, 2-3; LXXXVI, 23; LXXXV1, 22; ХСИ, 12). На этом предмете не зафиксировано следов ношения. Гривна в сжатом состоянии (ее высота 14 см) жестко фиксировала шею и подбородок погребенной, и могла быть накручена на шею только один раз, видимо, перед совершением захоронения. Спиральные ножные браслеты (рис. 1. 14-15) — один из ярких признаков ранней группы варварских памятников Крыма, встречаются они и в раннесарматской культуре. Существует мнение, что этот элемент варварского костюма был предназначен для фиксации мягкой кожаной обуви в области щиколоток (Дашевская. 1991). Брошь-заколка (рис. 1. 9) по своим конструктивным и стилистическим особенностям относится к группе украшений, происходящих из Прикубанья. С этим регионом связывается их производство (Treister. 2002. Р. 44-45; Pis. I, 5; II, 4, 12; IV, 4, 6). Двусторонний кулон со вставкой халцедона («переливта») можно отнести к тому же кругу изделий (рис. 1. 5).
Однако основу набора составляют античные ювелирные изделия. Серьги (рис. 1. 1) и колье (рис. 1. 3) по набору признаков, характеризующих производственную традицию, могут быть сопоставлены с представительной группой украшений из Южной Италии. Ногайчинское колье практически идентично украшениям из Канозы. Основной элемент этих украшений — спаянные между собой цепочки и особым образом сконструированные подвески. Они представляют собой последовательность уменьшающихся в диаметре шариков зерни. Такой же элемент известен не только в конструкции подвесок упомянутых колье, но и в серьгах с той же территории. Этот элемент пока достоверно локализуется только в Южной Италии. Для серег, кроме общих конструктивных и стилистических особенностей, показательны такие специфические элементы, как конструкция центральной подвески, вплоть для мельчайших деталей (база и ручки амфорки), миниатюрные колечки с одним рядом зерни (рис. 1.1а) — эти детали не встречаются на подобных серьгах других регионов (в расчет принимались только документированные археологические находки). Флаконы-подвески (рис. 1. 6-7) входили в состав греческих украшений. Наиболее близкий ногайчинским по времени и по оформлению флакон происходит из плитовой гробницы 2 в. до н.э. некрополя Альтамура в Южной Италии (Gli Ori di Taranto. 1989. Cat. 163). Один из ногайчинских флаконов (рис. 1. 7) даст основание для построения эволюционного ряда от античных (южноиталийских?) флаконов-подвесок к варварским украшениям той же конструкции, которые из миниатюрных подвесок к 1 в. н.э. превратились в довольно вместительные сосудики. Обе драгоценные фибулы (рис. 1. 4, 8) уникальны, и поэтому не могут быть соотнесены с определенными производственными традициями. Конструкции их игольных аппаратов находят параллели в причерноморском регионе. Изображение Арсинои III на стеклянной гемме одного из перстней (рис. 1.13) позволяет отнести его к группе изделий, связанных происхождением с птолемеевским Египтом (Зайцев, Мордвинцсва. 2003. С. 90-91). Браслеты — самые примечательные украшения в личном уборе ногайчинской «царицы» (рис. 1. 10-11). В их декоре было использовано до 1500 жемчужин, покрывающих корпус браслетов сплошным слоем — исключительная роскошь, учитывая особую роль жемчуга в древних культурах (Раков, Бродянский. 2002). Сюжет «Эрот и Психея» (рис. 2. 1-5) является главным смысловым элементом браслетов. Необходимо отметить отсутствие крыльев у обоих персонажей (в подавляющем большинстве они изображались крылатыми).
 |
Рис. 2. Композиция «Эрот и Психея».
|
Фигурки показаны с округлыми формами, некоторые детали (кисти рук, их переплетение за спиной) переданы небрежно, элементы как бы перетекают один в другой, что является отличительным признаком позднеэллинистической пластики. Наиболее близкая иконография и такой же экспрессивный стиль исполнения отличают известную терракотовую статуэтку из Амиса, опубликованную М. И. Ростовцевым (Rostovtzcff. 1953. Р. 575. Р1. 65, 4) (рис. 2. 6-7). Поразительное сходство обеих композиций позволяет предположить для них общий прототип. Еще один элемент браслетов следует отмстить специально. На прямоугольной вставке циркона прочерчена прямая линия, имитирующая ребро кристалла. На поверхности этого камня острым орудием процарапаны знаки, напоминающие буквы греческого алфавита (рис. 1. 11а). Для определения круга украшений, к которому принадлежат браслеты, определяющее значение имеют такая деталь, как повторяющееся сочетание полосатых бочковидных и круглых зеленых бус, а также миниатюрных золотых колечек с тремя рядами зерни (рис. 1. 10 а). В археологическом контексте такое сочетание элементов многократно зафиксировано на островах (Делос, Родос, Кипр) и малоазийском побережье Восточного Средиземноморья. Скорее всего, именно с этой территорией следует связать происхождение этой производственной традиции. В Причерноморье, кроме Ногайчинского кургана, единственный случай подобного сочетания признаков отмечен на ожерелье из Песчаного. Обзор ювелирных украшений наводит на мысль о том, что в Ногайчинском кургане была погребена женщина, вкусы которой были сформированы в эллинском обществе. Однако похоронена она была по варварским обычаям и в варварской среде. Самое же варварское из украшений — гривна в зверином стиле — явно представляет собой элемент погребального ритуала, подчеркивающий высокий социальный ранг покойной.
Теперь рассмотрим исторический контекст, который сопоставим с этим погребением по времени и статусу. Как известно, Аппиан является полным и одним из наиболее достоверных источников по истории Причерноморья конца II — первой пол. I в. до н. э. Привлекают внимание следующие эпизоды в его труде «Митридатовы войны».
«Он (Митридат) прошел через земли скифских племен, воинственных и враждебных, частью договариваясь с ними, частью принуждая их силою: так, даже будучи беглецом и в несчастье, он вызывал к себе почтение и страх. …Когда Митридат вступил в область Меотиды, над которой много правителей, то все они приняли его (дружески), ввиду славы его деяний и царской власти, да и военная сила его, бывшая еще при нем, была значительна; они пропустили его и обменялись взаимно многими подарками; Митридат заключил с ними союз, задумав другие, еще более удивительные планы: идти через Фракию в Македонию, через Македонию в Пэонию, и затем вторгнуться в Италию, перейдя Альпийские горы. Для укрепления этого союза он отдал замуж за наиболее могущественных из них своих дочерей» (Арр. Mithr., 102). Этот единственный факт удачного бракосочетания дочерей Митридата VI Евпатора со скифскими царями произошел около 65 г. до н.э. Данный пассаж можно сопоставить со спецификой погребального инвентаря ногайчинского погребения — преимущественно эллинский характер личных украшений, а также наличие в погребении предметов, связанных происхождением с Прикубаньем (кувшин, брошь-заколка, кулон и т.д.). В сочетании с «царским» статусом покойной эти наблюдения делают вероятным предположение о том, что в кургане могла быть похоронена одна из дочерей Митридата, выданная замуж за «скифского» царя. В этой ситуации усыпанные жемчугом, роскошные браслеты с изображением брачной пары Эрота и Психеи могли быть специально изготовленным свадебным подарком.
«…Митридат же отплыл на остров Кос, и жители Коса приняли его с радостью. Он захватил там сына Александра, царя египетского, оставленного тут с большими деньгами бабкой его Клеопатрой, и содержал его по-царски. Из богатств Клеопатры большое количество царских сокровищ, камни, женские украшения и большую сумму денег он отправил в Понт» (Арр. Mithr., 23). В связи с этим эпизодом уместно вспомнить птолемеевский перстень из ногайчинского погребения, колье и серьги, которые не могут датироваться позже II в. до н. э. и, следовательно, явно древнее остальных вещей.
По результатам новейшего антропологического анализа возраст умершей из Ногайчинского кургана может быть определен в рамках 35-44 лет, наиболее вероятно — 39-41 год. Нам не известен возраст, в котором дочери Митридата были выданы замуж. Если исходить из брачного возраста 18-25 лет, то наиболее вероятно совершение ногайчинского погребения в 50-40-с гг. до н. э. При этом формирование набора ювелирных украшений и другого погребального инвентаря происходило в течение 2 — первой пол. I в. до н. э. Конечно, предложенная гипотеза — всего лишь одна из возможных версий, с помощью которой можно объяснить феномен ногайчинской «царицы».
Литература
Дашевская. 1991 — О. Д. Дашевская. Поздние скифы в Крыму. М., 1991. (САИ. Вып. Д1-7).
Ждановский. 1990 — А. М. Ждановский. Новое погребение кочевников сарматского круга из Закубанья // Древние памятники Кубани. Краснодар, 1990.
Зайцев, Мордвинцева. — Ю. П. Зайцев. В. И. Мордвинцева. «Ногайчинский» курган в степном Крыму // ВДИ. 2003. No 3.
Кубарев. 1987 — В. Д. Кубарев. Курганы Уландрыка. Новосибирск, 1987.
Мордвинцева. 2003 — В. И. Мордвинцсва. Полихромный звериный стиль. Симферополь, 2003.
Раков, Бродянский. 2002 — В. А. Раков, Д. Л. Бродянский. Жемчуг в археологии // Проблемы истории, филологии, культуры. Москва-Магнитогорск, 2002. Вып. XII.
Симоненко. 1993 -А. В. Симоненко. Сарматы Таврии. Киев, 1993.
Симоненко. 1993 — А. В. Симоненко. Китайские и «бактрийские» зеркала у сарматов Северного Причерноморья // Музейнi читання. Матерiали науковоi конференцiï. Киïв, 2000.
Трейстер. 2000 — М. Ю. Трейстер. О ювелирных изделиях из Ногайчинского кургана // ВДИ. 2000. No 1.
Щепинський. 1977 — А. О. Щепинський. Скарби сарматськоï знатi // Вiсник АН УРСР. 1977. No 10.
Gli Ori di Taranto. 1989 — Gli ori di Taranto in Eta Ellcnistica. Ed. M. De Juliis. Milano, 1989.
Rostovtseff. 1953 — M. I. Rostovtsejf. The Social and Economic History of the Hellenistic World. Ed. P. M. Fraser. Oxford, The Clarendon press, 1953. Vpl. I-III.
Ščеpinskij. 1994 — A. A.Ščepinskij. Uber die Aristokratie der Sarmaten im nordlichen Schwarzmccrgebict // Zeitschrift für Archäologie. Berlin, 1994. Jahrgang 28.
Treistеr. 2002 — M. Yu. Treister. Late Hellenistic Bosporan Polychrome Style and its Relation to the Jewellery of Roman Syria (Kuban Brooches and Related Forms) // Silk Road Art and Archaeology. Kamakura, 2002. Vol. 8.
