Андреев Ю.В. «Греция на пороге железного века»

Первая публикация: КСИА. 192. Древние культуры Кавказа и Причерноморских степей. М.: Наука, 1987.
OCR по изданию: Памятники археологии и художественное творчество. Материалы осеннего коллоквиума (с международным участием). Омск. 2004. С. 31-37.

[31] — окончание страницы

Человечество узнало железо задолго до наступления настоящего железного века. Среди народов Передней Азии в III-II тысячелетиях до н. э. железо пользовалось репутацией драгоценного металла, наделенного к тому же особой магической силой¹. Бывали периоды, когда, судя по данным письменных источников, железо (скорее всего, метеоритное) оценивалось в пять раз дороже золота и в сорок раз дороже серебра². Эта ситуация начала меняться в XII в. до н. э., о чем свидетельствует прежде всего археология, создающая при всей полноте и фрагментарности имеющихся данных весьма впечатляющую картину технического прогресса. Вот некоторые любопытные цифры, проливающие свет на первые шаги индустрии железа в Восточном Средиземноморье³. Для XII в. железное оружие составляет лишь 3% от общего числа находок этого рода изделий по всем странам региона. Для XI в. оно составляет уже 16% и для X в. — 54%⁴. За этот же период численность изготовленных из железа инструментов увеличилась от 11% в XII в. до 27% в XI в. и до 69% в X столетии⁵. Налицо, таким образом, резкий скачок в производстве железного оружия и орудий труда. Началом настоящего железного века, исходя из этой статистики, следует, по-видимому, признать X столетие, когда железо в этой важнейшей отрасли производства явно оттеснило бронзу на задний план.

Сразу же следует подчеркнуть, что процесс освоения железной индустрии шел далеко не равномерно в различных районах Восточного Средиземноморья. Сопоставление количества находок железных артефактов за те же три столетия — с XII по X в. — в шести основных [31] странах региона ясно показывает, что к концу периода ведущими очагами производства нового металла стали Палестина и Греция вместе с Критом и другими островами Эгеиды⁶. За ними следует Сирия и Кипр. В арьергарде оказываются Анатолия (всего 16 находок за три века) и Египет (только 6 находок за то же время). Эти цифровые данные позволяют сделать и другие не менее важные выводы. Они показывают, в частности, что распространение техники обработки железа шло с востока на запад а не в противоположном направлении. Главной трассой был, по-видимому, морской путь, связывающий Сирию и Палестину с Кипром и Эгеидой. Этот вывод находится в явном противоречии с прежними миграционными теориями, согласно которым в Грецию железо принесли дорийцы, а на восток библейские филистимляне⁷. Не подтверждается археологическими данными и другая популярная гипотеза, согласно которой широкое распространение железа в Восточном Средиземноморье началось после крушения Хеттского царства в Малой Азии, так как именно хетты были в течение долгого времени монопольными хранителями секрета обработки этого металла, так же, как и основных его запасов⁸. Если бы дело обстояло действительно таким образом, следовало бы ожидать, что железо прежде всего завоюет основные районы Анатолии, смежные с государством хеттов, но как раз этого мы и не наблюдаем. Малая Азия, так же как и Египет, явно отставала в этот переходный период от других стран региона.

Объясняя причины перехода от бронзы к железу, Дж. Вальдбаум выдвигает достаточно парадоксальную гипотезу, которая сводит весь смысл произошедшего технического переворота, в сущности, к простой исторической случайности. В понимании американской исследовательницы основной причиной этого переворота были отнюдь не технические преимущества железа перед бронзой. Вальдбаум полагает, что таких преимуществ в то время еще не могло быть, поскольку древние металлурги еще не умели должным образом контролировать температуру в плавильной печи, что является совершенно обязательным условием при выплавке высококачественных сортов железа и стали. Действуя в значительной мере наугад, кузнецы, занимавшиеся обработкой железа, лишь изредка и в общем случайно ухитрялись получать изделия, сравнимые по своим техническим показателям с аналогичными изделиями из бронзы. Как правило, изготовленное ими оружие и инструменты были хуже бронзовых⁹. Если бронза все же была вынуждена в XI-X вв. до н.э. уступить свое место железу, то произошло это лишь потому, что из-за всяких политических неурядиц, связанных с вторжением «народов моря» и распадом ранее существовавших государств, страны Восточного Средиземноморья оказались отрезанными от источников олова, без которого производство бронзы было невозможно¹⁰.

На первый взгляд, гипотеза Вальдбаум не лишена известных оснований. Действительно, судя по некоторым признакам, в XI-X вв. [32] практически весь этот регион — от Египта до Греции — испытывал хронический недостаток бронзы, возможно, из-за отсутствия одного из двух главных компонентов этого сплава — олова. В этот период заметно сокращается общая численность бронзового оружия и особенно орудий труда, но здесь эту убыль можно было бы объяснить конкуренцией железа. Однако в это же время исчезают или становятся крайне редкими и такие предметы, в производстве которых в нормальных условиях железо никак не могло бы вытеснить бронзу, а именно различные виды домашней утвари, сосуды, статуэтки. Наконец, что особенно интересно, в некоторых районах, например, в Сирии и Греции, возникает мода на железные украшения: кольца, браслеты и т. п., причем в X в. их общая численность даже несколько превышает число украшений из бронзы¹¹. Правда, уже в следующем IX столетии начинается своеобразный «бронзовый ренессанс». Снова появляются разнообразные изделия из этого металла. В том числе и такие крупные предметы, как котлы и треножники¹². Очевидно, если следовать логике рассуждений Вальдбаум и других авторов, разделяющих ее точку зрения, в это время возобновились прерванные контакты с древними источниками олова или же были найдены какие-то новые его месторождения, чему могли способствовать великие географические открытия финикийских мореплавателей. Тем не менее ни в IX, ни в последующих столетиях бронза так и не смогла полностью восстановить свое господствующее положение в средиземноморской металлургии. Железо продолжало использоваться для изготовления всех рубящих, режущих и колющих орудий как военного, так и мирного назначения. Об этом свидетельствуют не только археологические находки, но и многочисленные упоминания о железе в «Библии» и у античных авторов, начиная с Гомера и Гесиода.

Уже само по себе это обстоятельство заставляет усомниться в том, что перебои в снабжении оловом были единственной причиной, вызвавшей переход от индустрии бронзы к индустрии железа. Видимо, раннее железо было не таким уж плохим металлом, и его преимущества перед бронзой заключались не только в его гораздо большей доступности и связанной с нею относительной дешевизне, но и в более высоких технических качествах. Это предположение подтверждается данными металлографического анализа древнейших железных артефактов, пусть пока еще не особенно многочисленными, но все же достаточно показательными. Интересную подборку таких данных содержит статья американских исследователей Мэддина, Мали и Тамары Уилер «Как начался железный век»¹³. Подобно Вальдбаум, авторы статьи полагают, что непосредственным стимулом, побудившим металлургов древнего Средиземноморья вплотную заняться изучением свойств железа, была нехватка олова и связанное с ней сокращение производства бронзы¹⁴. Однако в отличие от Вальдбаум Мэддин и его коллеги считают, что в процессе этого изучения уже в X в. до н. э., а может быть, и еще раньше был открыт способ карбонизации 33 железа, т. е. искусственного повышения содержания углерода в металле, особенно в поверхностных его слоях¹⁵. Эта операция позволила немного увеличить твердость железных изделий, так что в этом отношении они теперь не только не уступали изделиям из бронзы, но и превосходили их. Данные металлографического анализа показывают, что этот способ получения железа повышенной твердости или «осталенного железа» (steeled iron), как называют его авторы статьи, применялся древними металлургами вполне осознанно, отнюдь не наугад, как думает Вальдбаум. Некоторые из изготовленных ими предметов, например ножи, состоят из двух слоев металла, один из которых содержит твердое железо с повышенным содержанием углерода и образует рабочий край или режущую часть лезвия ножа, в то время как другой слой из обычного мягкого железа с низким содержанием углерода составляет всю остальную часть лезвия¹⁶.

По мнению тех же авторов, уже на одном из ранних этапов железного века, по крайней мере еще до 700 г. до н. э., был открыт и еще один важный технический прием, ведущий к увеличению твердости железных изделий, а именно их быстрое охлаждение посредством погружения в воду. Этот прием с большим знанием дела описывает Гомер в знаменитой сцене ослепления Полифема (Od. IX, 391-93): глаз циклопа, пронзенный Одиссеем и его спутниками с помощью обожженного на костре ствола оливы, издает шипение, подобно тому, говорит поэт, как шипит большой топор или тесло, которое кузнец погружает в холодную воду, врачуя его (букв. в греческом тексте «pharnassōn»), ибо это придает силу железу. Правда, это еще не было настоящей закалкой железа. Как известно, при закаливании металл сначала охлаждается, а затем снова нагревается до определенной температуры. Как считают Мэддин и его соавторы, эта достаточно сложная техника получения высококачественных сортов железа была освоена античными металлургами не ранее IV в. до н. э. (в этом случае, как и во всех остальных, их убежденность основана опять-таки на данных металлографического анализа)¹⁷. Едва ли, однако, процедура закаливания железа получила сколько-нибудь широкое распространение в пределах античного мира даже и после IV в. Судя по некоторым признакам, древнее железо, несмотря на свою твердость, еще не было настоящей сталью и не обладало свойственной этому металлу упругостью (отсюда его повышенная ломкость). Видимо, именно по этой причине греческие и римские кузнецы вплоть до очень позднего времени делали очень короткие мечи: при большей длине клинка они могли сломаться. Длинные мечи галлов и германцев, с которыми римляне познакомились во время вторжения этих варварских племен в Италию, имели другой недостаток: они были сделаны из слишком мягкого железа и поэтому сгибались чуть ли ни при каждом ударе¹⁸.

Итак, важнейшее техническое преимущество железа перед другими металлами — его большая твердость — было открыто и было использовано народами Восточного Средиземноморья уже в [34] достаточно раннее время, судя по всему, не позже X в. до н. э. Недаром, уже в гомеровской поэзии слово sideros (железо) и производные от него используются как метафорические обозначения из ряда вон выходящей твердости (см., например: Od. XIX, 494). Подвергнутое специальной обработке «осталенное железо», хотя еще и не настоящая сталь, становится ведущим индустриальным металлом. Ему отдается решительное предпочтение перед бронзой в изготовлении всех видов наступательного оружия и самых разнообразных орудий труда, применяемых как в ремесленном, так и в сельскохозяйственном производстве. Однако несовершенство технического оснащения тогдашней металлургии на долгое время затормозило дальнейший прогресс в этой области древней технологии. Следует иметь в виду, что народы античного мира так и не научились плавить железо. Необходимая для этого процесса температура около 1600° в течение долгого времени оставалась недостижимой величиной. По выражению В.В. Иванова¹⁹, «температурный потенциал древних цивилизаций» был слишком низок. Изучение остатков древних горнов позволяет думать, что железная руда превращалась в них в так называемые «крицы» (слитки металла с прослойками шлака), из которых путем кузнечной обработки устранялись затем ненужные примеси (так называемый «сыродутный способ»)²⁰. Первыми освоили приемы вьпллавки железа китайцы, возможно, уже в V в. до н. э.²¹ На Западе этот секрет еще долгое время спустя оставался неизвестным. В сущности, вся античная эпоха была лишь начальным этапом железного века. Многие важные потенции, таившиеся в новом металле, в то время так и остались неразгаданными.

Несмотря на все эти оговорки, значение произошедшего технического переворота остается неоспоримым. Несомненно, прав был Энгельс, назвавший железо «последним и важнейшим из всех видов сырья, сыгравшим революционную роль в истории, последним — вплоть до появления картофеля»²². Уже первые успехи индустрии железа должны были привести к резкому сдвигу в соотношении стоимости двух главных металлов. Об этом, в частности, свидетельствует появление любопытных гибридных изделий вроде бронзовых ножей с железными вкладышами вдоль режущего края. Несколько таких ножей, датируемых концом XII в. до н. э., было найдено на островах Эгейского моря и в Аттике²³. Находки такого рода артефактов убеждают нас в том, что греческие кузнецы, еще не овладев по-настоящему техникой выделки железных орудий, все же ценили бронзу выше, чем железо, и старались ее расходовать как можно более экономно²⁴.

Разумеется, в то время, о котором сейчас идет речь, удешевление железа могло продолжаться лишь до известных пределов. Хотя и уступая в цене бронзе, а тем более золоту и серебру, оно все еще оставалось достаточно дорогим металлом. Этому могли способствовать такие факторы, как экономическая разобщенность тогдашнего греческого мира (отсутствие налаженных контактов между металлообрабатывающими районами и районами-потребителями), и в [35] особенности трудности, возникавшие при самой обработке железа, которая требовала от кузнецов особой изощренности их мастерства. Это хорошо понимал уже Гомер, который нередко называет железо «polykmetos», т.е. буквально «многотрудным» или «требующим большого труда». В сочетании с этим эпитетом слово sideros обычно включается в стандартную эпическую формулу, обозначающую сокровища: «chalkos te chrysos te polykmetos te sideros». Еще в VIII-VI вв. до н. э. железные слитки в виде спиц и вертелов (так называемые «оболы» и «оболиски») имели широкое хождение в Греции в качестве денежных единиц, посвятительных даров и даже погребальных приношений²⁵. Однако, являясь символом и одновременно материальным воплощением богатства, железо тем не менее оставалось важным предметом повседневного обихода, имеющим самое широкое применение в быту и в хозяйстве. Недаром начало жатвы (май-июнь) определяется в «Трудах и днях» Гесиода (387) как время, «когда люди начинают точить железо».

Еще в 1942 г. Г. Чайлд писал о «демократизирующем» воздействии железа на сельское хозяйство, ремесленное производство и военное дело²⁶. Пример послемикенской Греции служит едва ли не лучшим подтверждением этой мысли замечательного археолога. Открытие способа обработки железа имело своим основным результатом резкое увеличение общей массы металла, находящегося в обращении, и, следовательно, более равномерное распределение его запасов между отдельными производственными ячейками, т. е. патриархальными семьями. Благодаря более дешевым и вместе с тем более эффективным орудиям труда вырос экономический потенциал малой семьи и в то же время уменьшилась ее зависимость от социальных организмов второго и третьего порядка, т. е. большой семьи, рода, общины и т. д. Широкое внедрение железа в экономику Греции сделало невозможным ее возвращение вспять к централизованным дворцовым хозяйствам микенской эпохи. Эта система хозяйственной интеграции в значительной мере базировалась на государственной монополии в металлургии и некоторых других ведущих отраслях ремесленного производства и теперь, когда основной индустриальный металл стал практически общедоступным, перестала себя оправдывать²⁷. Таким образом, в ситуации, создавшейся после падения микенской цивилизации, железо должно было сыграть роль своеобразного катализатора, значительно ускорившего процесс нарастания частнособственнических, индивидуалистических тенденций в социально-экономическом развитии греческого общества, благодаря чему его структура стала более подвижной и пластичной, легче поддающейся всевозможным изменениям.

Вместе с тем едва ли можно признать вполне оправданной позицию тех авторов, иногда явно тяготеющих к марксизму, иногда далеких от него, которые считают железо главным и даже единственным фактором, обусловившим историческую специфику греческой [36] цивилизации, своеобразие присущих ей форм социально-экономических отношений, государственного устройства, наконец, материальной и духовной культуры²⁸. Такой подход к решению проблемы «греческого чуда» представляется нам и слишком упрощенным, и методически неверным. Учитывая глобальный характер так называемой «революции раннежелезного века»²⁹, с одной стороны, и уникальность античного пути развития — с другой, гораздо логичнее было бы предположить, что своим возникновением этот исторический феномен был обязан весьма сложному и практически нигде более не встречающемуся стечению обстоятельств, включающему в свой состав в числе прочих взаимодействующих факторов также и переход к индустрии железа.

Примечания:

1. Арешян Г.Е. Железо в культуре древней Передней Азии и бассейна Эгейского моря // СА. 1976. №1. С. 87 и сл.

2. Veenhof К. R. Aspects of old Assyrian trade and its terminology. Leiden, 1972. P. 385.

3. Основные цифровые данные, использованные в статье, взяты из книги Дж. Вальдбаум (Waldbaum J.С. From bronze to iron: The transition from the Bronze Age to the Iron Age in the Eastern Mediterranean. Goteborg, 1978), содержащей наиболее полную за последние годы сводку археологического материала по данной теме.

4. Waldbaum J. С. From bronze to iron… P. 58

5. Ibid.

6. Ibid. P. 36. Tabl. III, 10.

7. Ibid. P. 67 f. См. также: Bouzek J. Homerisces Griechland. Praha, 1969. S. 44; Snodgrass A.M. The Dark Age of Greece. Edinburg, 1971. P. 217 f; Desborough V. R. d’A. The Greek Dark Ages. L., 1972. P. 119, 315 f.

8. Coghlan H.H. Notes on prehistoric and early iron the old world. Oxford, 1956. P. 67; Waldbaum J.C. From bronze to iron… P. 67 f; Cp. Jakovidis Sp. The appearance of iron in Greece // Athens Annals of Archaeology. 1970. Т. III. N 2.

9. Waldbaum J.C. From bronze to iron. P. 67 ff.

10. Ibid. P. 72; Snodrass A.M. The Dark Age of Greece. P. 237 ff. Cp. Desborough V. R. d’A. The Greek Dark Ages. P. 316 f.

11. Waldbaum J.C. From bronze to iron… P. 42. Tabl. IV, N 3. P. 48. Tabl. IV, 7.

12. Bouzek J. Homerisches Griechenland. S. 116, 140; Snodgrass A.M. The Dark Age of Greece. P. 237 f; Desborough V.R. d’A. The Greek Dark Ages. P. 318.

13. Maddin R., Muhly J.D., Wheeler T.S. How the Iron Age began // Sci. Amer. 1974. Vol. 10.

14. Ibid. P. 122.

15. Ibid. P. 127. Cp. Forbes R.J. Metallurgy in Antiquity. N.Y., 1950. P. 409 ff.

16. Ibid. P. 126.

17. Ibid. P. 130 f.

18. Oakeshott R.E. The archaeology of Weapons. L., 1960. P. 54. Cp. p. 41. 37

19. Иванов B.B. К истории древних названий металлов в южнобалканском, малоазийском и средиземноморских ареалах // Славянское и балканское языкознание. М., 1977. С. 3 и след.

20. Forbes R.J. Metallurgy in Antiquity. P. 388 ff., 459.

21. Coghlan H.H. Notes on Prehistoria and Early Iron… P. 67; Wason C.R. Iron and steel // Acta Antiqua Acad. sei. hung. Vol. XXVI. Fasc. 3-4. 1978. P. 270.

22. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 163.

23. Snodgrass A.M. The Dark Age of Greece. P. 237 ff.; Desborough V.R. The Greek Dark Ages. P. 119, 315 f.

24. Jakovidis Sp. The appearance of iron in Greece //P. 295 f.

25. Forbes R.J. Metallurgy in Antiquity…P. 458; Pleiner K.R. Iron working in Ancient Greece. Praha, 1969. P. 15 ff.

26. Child V.C. What happened in history. L., 1942. P. 183.

27. Cp. Heichelheim Fr. An ancient ecjnjmic history. Leiden, 1958. Vol. I. P. 196 ff.; Томсон Дж. Исследования по истории древнегреческого общества: Первые философы. М., 1959. Т. 2. С. 173.

28. См., напр.: Bakhuizen S.C. Greek steel // World Arhaeology. 1977. Vol. 9, N 2. P. 229 ff.; Wason C.R. Iron and steel… P. 272 f. Shodgrass A.M. The Dark Age of Greece. P. 239; Starr Ch.G. The economic and social growth of Early Greece. 800 — 500 В. C. N. Y., 1977. P. 25.

29. В последнее время этот термин широко используется в работах некоторых немецких историков. См., напр.: Schlette Fr. Zur früheisenzetlichen Revolution der Produktiv-Kräft // Klio. 1979. Bd. 61, H. 2.