«Боспорский феномен», т. 1, СПб., 2002. С. 186-189.
Уже первый исследователь культа Ахилла в Северном Причерноморье, Г. Келер (1827), прозорливо предположил, что особенности почитания этого героя были обусловлены здесь влиянием какого-то местного божества. Впоследствии некоторые ученые пытались конкретизировать гипотезу Келера, видя в этом божестве фракийского (Ростовцев. 1918) или киммерийского (Блаватский. 1954) бога-конника, сочетающего в себе хтонические и солярные черты, либо скифского Посейдона-Тагимасада (Болтенко. 1962). Сейчас одни исследователи отрицают наличие каких бы то ни было варварских элементов в причерноморском культе Ахилла (Русяева. 1975. и др; Хоммель. 1981. Курбатов. 1981; Ehrhardt. 1983), другие склонны объяснять чуждые грекам черты его образа и культа в Северном Причерноморье общим индоевропейским наследием (Дудко. 1993; Охотников, Островерхой. 1993). Опираясь на работы О. Группе (1908), П. Кречмера (1913), И. И. Толстого (1918) и др., X. Хоммель (1981) наглядно продемонстрировал наличие в образе Ахилла черт бога мертвых, а В. Н. Топоров (1990) убедительно доказал хтонически-змеиную подоснову этого образа. Проанализировав свидетельства античных авторов о причерноморском Ахилле и археологические находки, связанные с его культом, мы пришли к выводу (подробнее см. Шауб. 2002), что этот гомеровский герой в своих истоках является типичным для религий Восточного Средиземноморья и Ближнего Востока, умирающим и воскресающим божеством-спутником многоименной Великой богини всего сущего. Паредрами Ахилла на о-ве Левка выступали героические (Елена, Ифигения, Медея) и божественные (Геката, Артемида) ипостаси этой богини (в культе, судя по всему, Ахиллу сопутствует еще одна ее ипостась — Кибела). Сам же Ахилл на Левке, а также в Ольвии и ее округе, весьма мало походя на одноименного гомеровского героя, почитался как могучий бог. Расцвет этого культа, вероятно, был во многом обусловлен тем, что архаический Ахилл греков-колонистов, встретился здесь с местным божеством, имевшим схожие черты. Если хтонический, морской, сотерический, врачебный и ряд других аспектов культа Ахилла можно так или иначе объяснять, исходя из греческих реалий, то толковать подобным образом мифы об Ахилле — владыке коней-людоедов (Philostr. Her. XIX 20; ср. с кобылицами фракийского царя Диомеда), а тем более об Ахилле-людоеде (Philostr. Her. XIX, 18), на наш взгляд, весьма непродуктивно.
Однако все вышесказанное относится к божеству, которое почитали в Северо-Западном Причерноморье. Насколько с ним был схож боспорский Ахилл, можно говорить на основании следующих данных.
Византийский писатель X века Лев Диакон (История IX, 6) со ссылкой на перипл Арриана утверждает, что Ахилл родом был скиф из боспорского города Мирмекия. Это известие, перекликающееся с одним комментарием Евстафия к «Землеописанию» Дионисия Периэгета (306), где говорится об Ахилле — скифском царе, позволяет не только предполагать местные черты в образе Ахилла на Боспоре, но и утверждать связь названия Мирмекия с племенем мирмидонян («муравьиных людей»), предводителем которых был Ахилл. Поскольку муравьи в мифопоэтической традиции имеют хтоническую природу, связаны с нижним миром, с царством смерти, можно полагать, что подобные же связи существовали и у Ахилла. В свете этих ассоциаций едва ли является случайной находка именно в Мирмекии роскошного мраморного саркофага II в. н.э. со сценами из жизни Ахилла, а также ряда более ранних (эллинистических?) граффити AXI.
Как известно, в Предкавказье обитало племя ахейцев. Согласно комментариям Евстафия к Дионисию Периэгету (680), они пришли сюда под предводительством Ахилла, а в схолиях к тому же автору (685) говорится, что этими ахейцами были мирмидоны, заблудившиеся при возвращении из-под Трои вместе с Ахиллом. В этом контексте уместно напомнить, что название племени «ахейцы» сопоставимо хотя бы «народно-этимологически» с именем Ахилл и хеттским Ахийава. В. Н. Топоров полагает, что и само имя Ахилл в своих истоках может быть связано с языковыми элементами мало-азийско-кавказского культурного круга.
Возможно, активность этих ахейцев обусловила появление на Кавказе, в стране мосхов, святилища древней доэллинской богини Левкотеи (Денисова. 1981), о котором упоминает Страбон (XI 2, 17, 18). Кроме созвучия имени этой «Белой богини» с названием священного острова Ахилла, Левкотею роднит с этим богом ее функция морской богини-спасительницы, способность превращаться в утку-нырка (Od. V, 354), а также наличие оракула в ее кавказском святилище. (Античные авторы упоминают большое количество уток-нырков среди птиц Белого острова, а также наличие оракула при тамошнем святилище Ахилла).
О морских функциях Ахилла на Боспоре может свидетельствовать как прибрежное расположение поселения Ахиллей на Тамани (Strab. VII, 4, 5; XI, 2, 6), так и изображения Фетиды и нереид, везущих герою оружие и доспехи (золотые височные подвески последней трети IV в до н.э. из склепа I и золотые бляшки из погребения 1868г. кургана Большая Близница, деревянные позолоченные рельефы анапского саркофага начала III в. до н. э.). Если верна гипотеза А. С. Островерхова и С. Б. Охотникова об Ахилле, представленном на тилигульских навершиях в виде грифогиппокампа, то аналогичный образ запечатлен и на одной золотой бляшке из сожжения в Большой Близнице. Все эти памятники, обнаруженные в курганах Боспора, равно как и золотые обивки горитов из Елизаветовского, Чертомлыцкого, Мелитопольского и Ильинецкого курганов, выполненные по одной форме боспорским мастером, свидетельствуют о популярности Ахилла как в греческой, так и в местной среде.
Если в сценах из жизни Ахилла, представленных на горитах, варваров прежде всего интересовала воинская природа героя, что, по мнению Д. С. Раевского (1985), давало им возможность сопоставлять его со своим Колаксаем, то популярность на Боспоре изображений персонажей, связанных с Ахиллом, на предметах погребального инвентаря (саркофагах и проч.), позволяет предполагать существование здесь идей, связанных с древними представлениями об Ахилле как боге смерти.